Валид Арфуш - Sex. Убийство. Миллион

Когда мы зашли в квартиру к подруге Инге, я никак не ожидал, что я всего лишь потеряю девственность. То, что Инга устраивала в ту ночь, для меня было тайными желаниями, тем, о чем мечтает, наверное, любой мужчина.

После того, как она поставила очень приятную музыку, она зажгла свечи во всей квартире и извинилась за то, что ей с подружкой нужно зайти в ванную комнату, принять душ.

Когда она вышла, на ней был одет прозрачный облегающий топик и очень сексуальные трусики. А ее подружка, которая шла за ней, была в очень коротком сарафане, из-под которого выглядывала ее маленькая попка.

Инга попросила меня лечь на диван и ничего не делать. Только смотреть на них.

Наверное, ее возбуждала сама мысль, что я еще «девственник». Хотя этого я ей не говорил, но, думаю, меня выдали мои квадратные от счастья глаза.

Я лежал и наблюдал за тем, как они целовались.

Затем они начали медленно и нежно раздевать друг друга. С каждым их движением у меня поднималась температура.

Инге сильно нравилось целовать твердые от возбуждения соски подруги, которая, улыбаясь, смотрела на меня.

Когда они вдвоем решили «отполировать» меня, я не знал, куда деться. Они одновременно начали целовать меня повсюду и как-то быстро дошли до моего «достоинства»…

Дальше все происходило без контроля над эмоциями. Я сыграл хорошо свою роль и, по-видимому, Инга со своей подружкой были мной довольны. Хотя до сих пор не понимаю, почему после того как мы «закончили», они продолжали «играться» между собой до утра.

Утром, усаживаясь на места в самолете, я спросил у Инги, куда мы летим?

— Как куда? В Вильнюс, конечно.

— Как в Вильнюс? А мы где были?

— Солнце, мы были в Риге!

— Занесло же, — только и успел промолвить я и тут же заснул.

У меня была камера Panasonic, для Советского Союза это просто суперстар. Хоть она и была обычная VHS, но считалась по тем временам настоящим сокровищем. Именно поэтому мы и получили предложение о сотрудничестве от одного местного телеканала. Но обо всем по порядку.

— Чем могу быть вам полезен? — Чиновник смотрел на нас с братом с каким-то недоверием. Мы пришли на прием к очень влиятельному человеку в центральной телекомпании нашего города.

— Видите ли, мы хотели бы подарить вашему каналу вот эту камеру, — вымолвил Давид и показал Panasonic.

— Ты что, с ума сошел? — сказал я по-испански, наклонившись поближе к брату.

— Не переживай. Подожди чуток.

— И что бы вы хотели взамен? — прервал наш шепот чиновник.

— Мой брат хочет стать оператором на вашем канале, — без следа смущения спокойно ответил Давид и посмотрел на меня с улыбкой.

— Прошу прощения, но мы не имеем права принимать подобные подарки, — так же спокойно, но без улыбки сказал чиновник.

«Вот и славненько», — подумал я.

— Но…

«Ой, только давайте без этих но…», — лихорадочно пронеслось в моей голове.

— Но, — продолжал чиновник, — мы можем оформить с вами договор: вы нам сдаете видеокамеру на временное пользование, а мы в свою очередь даем вашему брату возможность поработать у нас, набраться опыта… Возможно, мы даже поможем ему поступить в университет на факультет журналистики.

— А камера? — тут же спросил я.

— Камера — это ваша личная собственность, но ночевать она будет у нас.

«Вот хитрюга», — подумал я.

Через полчаса после разговора с телевизионным чиновником я стоял в операторской комнате, в предвкушении новой работы. Давид пошел домой, пожелав мне удачного первого рабочего дня. Телевидение пленило мое сознание, ведь «голубой» экран открывает большие возможности перед человеком.

— Пойдешь на улицу и будешь снимать весну! — сказал главный оператор телеканала, мой начальник, как я понял. Точнее было сказать, наставник. Он был… Как бы вам сказать… Такой весь сжавшийся, как печеное яблоко, в старых поломанных очках и с желтыми зубами.

«Ну, что ж… весну так весну, — подумал я. — Это даже очень неплохо для первого задания».

По поводу съемок весны у меня возникла масса идей. Ведь это замечательное время года, наконец-то куда-то уходит невозможный советский холод, начинают набухать почки, девушки снимают пуховики, оголяют ноги и оттепель в душе наступает незамедлительно. Ну, в путь-дорогу.

День прошел просто замечательно. Я снял столько классного материала, что гордость переполняла мое сознание. Я вернулся на канал и послушно ждал в коридоре, когда выйдет оператор и оценит мою работу.

— Входи, — коротко сказал дядька и открыл дверь в комнату, в которой стояли несколько телевизоров, две допотопные камеры и валялось очень много разных проводов.

Оператор с важным видом взял у меня кассету и стал с задумчивым видом отсматривать отснятый мною материал. Стояло гробовое молчание, оператор не говорил ни слова, я спокойно сидел и ждал, когда же на меня обрушатся заслуженные лавры восхищения. Кассета закончилась.

— Что бл… за бред ты снимал? — стал, как не в себе, орать оператор. Он кричал так громко, что я увидел себя в отражении его золотых зубов в глубине рта. Никто и никогда не повысил на меня голоса за всю жизнь.

— Ну, вы же меня просили снимать весну, вот я и снимал, — стал оправдываться я с надеждой на капитуляцию.

— Весну, снимать весну я тебя просил, а ты? — захлебывался пеной оператор.

— Да я же говорю, что и снимал вашу чертову весну! Я снимал красивых girls в коротких юбках, снимал, как они ходят и улыбаются, как ветер задирает их платья… Это же и есть весна, весна не только на улице, айв душе человека.

— Кому нужна здесь твоя романтика? Лучше бы снял вот этот цветочек, — оператор ткнул пальцем на пошарканный плакат, висящий на стене, с изображением гвоздики и подписью: «С Первым Мая!» — Снял бы птичек, которые стоят на указательном пальце на памятнике товарищу Ленину. Это и есть весна. Советская весна!

Я опешил. Но делать было нечего, пошел переснимать сюжет. Помню, еще тогда подумал, что Ленин как-то всегда смотрит куда-то вдаль, очень далеко. В будущее. Наверное, думал: «Хорошо там, где нас нет!» Или же: «А правда ли, что у них лучше, чем у нас?» После этой мысли я невольно улыбнулся.

Слухи о появлении «Пепси-колы» в центральных гастрономах города разрослись довольно быстро. Мы узнали об этом случайно и тут же собрали компанию из шести человек. Как нам сказали, больше трех бутылок одному человеку не продадут. Мы сняли целлофановые кульки с сушилки (как и все советские люди, мы тоже стали их стирать) и отправились за вожделенной «Пепси».

В гастрономе была огромная очередь, все толкались, кидали друг на друга озлобленные взгляды и громко шелестели пустыми пакетами. Мы стали в конец очереди и молча прикидывали, хватит ли на нас «Пепси». Судя по количеству людей, желавших отведать заморский напиток, — нет.