Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!
- Название:Отдайте мне ваших детей!
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Астрель, Corpus
- Год:2011
- Город:Москва
- ISBN:978-5-271-35670-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей! краткое содержание
В этой книге рассказывается о еврейском гетто, созданном нацистами в польском городе Лодзь, о Мордехае Хаиме Румковском, который возглавлял юденрат, орган еврейского якобы самоуправления гетто, и о повседневной жизни в гетто. Румковский был крайне противоречивой фигурой — «отец гетто», сначала отвечавший за все, потом лишившийся всякой возможности влиять на события, казнивший и миловавший, строивший школы и приюты и подавлявший забастовки, которого многие считают предателем и слепым орудием в руках немцев, но который разделил с жителями гетто их судьбу до конца, был депортирован в Освенцим и погиб со всей семьей. Это роман о жизни в обнесенных колючей проволокой районах на глазах у всего города, о предписанной немцами мертвящей дисциплине, об уносящем жизни рабском труде, холоде, голодных смертях — и о сытой, полной светских развлечений жизни элиты гетто. О депортациях, когда из семей вырывают детей, стариков, больных и отправляют на смерть, и о том, как постепенно из гетто отправляют в лагеря смерти все 250 тысяч жителей. Лишь 10 тысяч из них чудом выжили. Но в первую очередь это книга о том, как люди остаются людьми, заботятся о других, о чужих, о том, как они всем миром создают «Хронику гетто» — газету, служившую автору уникальным источником информации, о том, как они учат детей, хранят веру, влюбляются, спасают любимых. Своим романом Стив Сем-Сандберг дает незабываемое, не имеющее прецедентов в мировой литературе представление о реальности Холокоста. Книга переведена на двадцать языков, удостоена высшей шведской литературной награды — «Приза Августа». Эта книга, которую теперь уже нельзя не прочитать.
Отдайте мне ваших детей! - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Но, пакуя жалкие десять килограммов, которые разрешено было взять с собой, люди задавались совершенно естественным вопросом: если их сейчас проверили и проштамповали в качестве трудоспособных, зачем затевать связанные с депортацией хлопоты и везти их на работу куда-то еще?
Потом эшелоны отправились в путь из Бжезин и Пабянице, а сразу после этого в гетто прибыли грузовики, полные поношенной одежды и обуви, и корни лжи вылезли на свет божий.
~~~
Субботний день, май; мелкий дождик висит между небом и землей тусклым занавесом. В странном холодном голубовато-водянистом свете во дворе комиссии по переселению на Рыбной стоят сотни людей, сжавшись окоченевшими плечами в единую массу и сунув руки в дырявые карманы.
Они ходили сюда уже несколько недель, после того как власти приняли решение высылать западных евреев, которые не найдут себе работу. Председатель в своих речах снова и снова клеймил нежелающих работать. С дрожью в голосе он говорил о них как о злостных паразитах и тунеядцах, о том, что давно следовало свести с ними счеты, но помешали депортации коренных жителей. Однако теперь время пришло.
— Очень скоро, — провозглашал он с высоты трибуны, — очень скоро Судный день настанет и для вас!
Чешские и немецкие евреи казались захваченными врасплох агрессивными выпадами председателя. Центральное бюро по трудоустройству на площади Балут и контора комиссии по переселению на Рыбной улице внезапно оказались наводнены ищущими работу приезжими, а также теми, кто мог доказать, что у них уже есть работа, или имевшими справку о том, что болезнь не позволит им перенести еще одну мучительную железнодорожную поездку; справка о болезни подкреплялась справкой от врача и всевозможными рекомендательными письмами — и от друзей, и от бывших работодателей.
Сам Арношт Шульц за последние недели обследовал множество прежних знакомых из еврейской общины Праги, людей, которые раньше едва здоровались с ним и которые теперь настаивали, чтобы он подписывал разные справки; они говорили, что эти бумажки — их единственное спасение.
К Шульцам часто приходила одна девушка, Хана Скоржапкова, — чешская еврейка, на несколько лет младше Веры, с ее семьей Шульцы делили комнату в колонии. Теперь отец, мать и старший брат Ханы получили извещения о том, что внесены в депортационный список; остаться разрешалось только Хане — единственной, у кого была работа. Вера напечатала перепуганной Хане на своей машинке прошение об отсрочке, а доктор Шульц добавил от себя справку, в которой удостоверял, что госпожа Скоржапкова (мать) страдает воспалением мышц и потому не может быть отправлена поездом — für Transport ungeeignet. Бумаги отправили в комиссию по переселению, дальше оставалось только ждать.
Вот почему они стояли под дождем во дворе конторы на Рыбной улице. Каждое утро ровно в восемь объявляли решения по последним поданным прошениям об отсрочке.
Вера потом вспоминала напряженный вдох, который волной прокатился по многоголовой массе, когда дверь наконец открылась и секретарь комиссии, коротенький человечек в рубашке с закатанными рукавами и свободно висящих подтяжках, вышел и начал рыться в бумагах. Стоя рядом с Ханой, Вера слышала, как капли дождя стучат по натянутому над крыльцом брезенту — густой сильный шум дождя, который невидимой стеной стоял в воздухе вокруг них.
Неожиданно высоким, почти звенящим голосом секретарь начал читать фамилии — сначала тех, кому разрешили отсрочку, потом тех, кому было отказано.
Поначалу среди собравшихся воцарилась тишина. Хотя фамилии читались в алфавитном порядке, некоторые продолжали надеяться — а вдруг фамилию, которой они ждали, по ошибке пропустили или она оказалась внизу списка; но в надежду тотчас же заползало смутное беспокойство. Кто-то в голос зарыдал, кто-то принялся выкрикивать фамилию получившего отказ. И то, что поначалу было лишь слабым движением, перешло в лавину, собравшиеся все как один бросились к двери (в которую уже успел улизнуть одинокий канцелярист), а дежурившие возле здания полицейские выбежали вперед и выстроились цепью перед входом.
Полицейские видели все это уже несколько раз. Но не Хана. Девушка была безутешна. Все те, за кого она просила, в том числе и ее мать, получили отказ.
Гетто сидело на чемоданах. На тротуарах, на углах улиц, от площади Йойне Пильцер и по всей Лагевницкой немецкие и чешские евреи продавали то, что у них осталось из имущества и домашней утвари. Когда они только-только приехали из Праги, Люксембурга и Вены, они новенькими рейхсмарками платили за перевозку своего багажа. Теперь все эти вещи стали балластом, стоящим не дороже подкладки дорогих зимних пальто, которые им приходилось предлагать прохожим.
И никому из продававших не нужны были деньги. Они меняли вещи на еду; «местные» евреи, приходившие совершить мену, имели при себе весы или безмены, на которых тщательно взвешивали то количество муки, сахара или ржаных хлопьев, без которого могли бы обойтись, отдав его за теплое зимнее пальто или пару неизношенных ботинок.
Где-то в толчее Вера услышала голос, звавший ее по имени.
Стоявший невдалеке мужчина энергично махал ей рукой. Так она и узнала его — по тому, как он себя держал.
Его звали Шмид. Ганс Шмид. Aus Hamburg.
В первые несколько недель после прибытия он и еще трое-четверо немецких евреев из Кельна и Франкфурта частенько спускались к старой народной школе на Францштрассе, чтобы поболтать с чешскими евреями, которых там поселили.
Считалось, что они приходят просто обменяться новостями, вечным was Neues гетто, или завести полезные знакомства в постоянной охоте за съестным. Но особенно часто навещали женщин, и Шмид по какой-то причине положил глаз на Веру.
Не то чтобы господин Шмид был совсем нехорош собой. Тот же Создатель, который при рождении наполовину вывихнул ему плечо, дал Шмиду длинное худощавое лицо с аристократическими чертами — узкие ноздри, уголки рта строго опущены. Даже в те редкие случаи, когда он решался и пытался улыбаться, его рот выгибался подковой, отчего у Шмида делался такой вид, словно он смотрел на все с одинаково смутной неприязнью. Голос был под стать аристократической физиономии. Шмид говорил не делая пауз и настойчиво. Он рассказал, что ему оставалось совсем немного до получения диплома электротехника, когда вступили в силу новые расовые законы. Через два года всю семью депортировали в Лицманштадт. Но его родственники не потеряли старых связей, пояснил он. У отца, имевшего в Гамбурге фирму по доставке, были в Лицманштадте клиенты среди богатых текстильных фабрикантов. Теперь его поселили к одному из прежних клиентов, некоему господину Клещевскому, который торжественно выделил Шмиду персональную комнату в квартире на Сульцфельдштрассе.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: