Марианна Язева - Колесо обозрения

Степан Кириллович зажмурился и снова потряс головой, а мальчишка, уловив это его движение, повернулся к нему и крикнул:

- Чего боитесь! Чего! Смешно даже! Это разве высота?!

А колесо все вертелось, вздымая их беззащитные тела все выше и выше, и только сейчас Степан Кириллович услышал, что играет музыка, да не просто играет, а орет, забивая уши; видимо, поэтому и кричал с таким напряжением мальчик; и музыка эта, казалось, все усиливалась с высотой, и он увидел кроны деревьев, словно уплывающие под колесо, и открывающиеся за синей шевелящейся змеей реки городские кварталы, обнажающие свои крыши одни за другими, и разбегающиеся игрушечные автомобильчики, и надвигающееся со всех сторон белесое, жаркое, плотное небо...

Мальчишка замолчал и еще сильнее вытянулся, нависнув уже за пределами кабинки, и каким-то странным образом изогнув спину, при этом лица его Степану Кирилловичу не стало видно, и только усилившийся ветер трепал хохолок вздыбленных черных волос.

Колесо провернулось уже почти наполовину, и их болтающаяся люлька приближалась к высшей точке. Вокруг развернулась панорама города, и мальчишка вдруг вытянул руку, что-то показывая спутнику, повернул к нему лицо, очень бледное, с огромными глазами, и что-то быстро и отрывисто заговорил, но слов разобрать было невозможно, потому что музыка все орала и ревела, и вот они уже оказались в самом зените своей купленной в зеленой кассе траектории, и тогда мальчик каким-то моментальным движением - кажется, взмахнув обеими руками - вспрыгнул на боковую загородку кабинки и, спружинив тонкими загорелыми ногами, сильно оттолкнулся... выбрасывая себя... туда... в эту бесцветную раскаленную пустоту...

Степан Кириллович даже не вскрикнул. И не шевельнулся. Не сделал ни единого движения, чтобы посмотреть вниз, туда, где, конечно, уже кто-то истошно кричал, и собиралась непременная толпа, и кто-то из женщин падал в обморок, а детей срочно, бегом, утаскивали за руки прочь от страшного места, и кто-нибудь уже вызывал по мобильному телефону скорую помощь и милицию, и кто-нибудь кричал "отойдите, не подходите, да отойдите же назад", и обязательно задирались уже кверху лица, судорожно рассматривающие медленно ползущие вниз кабинки: откуда? кто был рядом?.. Он просто сидел, пусто и бессмысленно глядя перед собой, до тех пор, пока не выплыла откуда-то прямо возле него фигура, отщелкнувшая задвижку и отбросившая в сторону металлическую штангу. Он все еще сидел, и фигура, придерживающая его люльку, гаркнула, обдав его знакомым уже перегаром, - "укачало, что ли?.. вылазь, дядя, люди ждут...", и он послушно встал, тут же потеряв равновесие, и был за руку вытащен на твердое, а оттуда, бесцеремонно оттолкнув Степана Кирилловича, на его место уже загружалось целое семейство, яркое, шумное, стрекочущее детскими голосами. Фигура ловко, подпрыгнув уже вслед уплывающей в небо кабинке, защелкнула семейство все той же железякой. "Да тебя впрямь укачало", постановил обладатель скверного дыхания, "держись-ка вон за перилку, топай вниз, посиди там где-нить", и он опять послушно взялся дрожащей рукой за горячие деревянные перила и на ватных ногах сошел вниз, к распахнутой калитке, за которой начиналась ведущая прочь дорожка.

Не слышно было ни криков, ни взволнованных голосов, ни завывания неотложки, ничего. Даже музыки никакой не было слышно. А слышно было чириканье каких-то не угомоненных жарой птиц.

Он медленно огляделся. Вдали все так же змеилась заметно подросшая очередь к зеленой будке. Обладатели билетов спешили к ступенькам, ведущим на помост, где пьяноватый служитель лихо загружал их в непрерывно проплывающие покачивающиеся люльки. А потом, соответственно, выгружал.

Рядом с ним, отчаянно трезвоня, прокатил на трехколесном велосипеде малыш в ярко-красной панамке. К рулю был привязан туго надутый шарик. За юным гонщиком, шумно дыша, семенила тощая старушка с раздутой хозяйственной сумкой на согнутой руке.

Прямо на траве возле дорожки лежала молодая парочка: он навзничь, она головой на его животе, оба рассеянно смотрели на вздыбленное прямо перед ними колесо обозрения и о чем-то лениво переговаривались. Парень поднял к глазам руку с мобильником, нажал на нем несколько кнопок и передал подруге, а она, взглянув на экранчик, засмеялась.

И Степан Кириллович пошел мимо смеющейся девушки, вслед за маленьким велосипедистом и его бодрой бабушкой, по аллее, ведущей мимо взлетающих в небо и обрывающихся в пропасть качелей; выписывающих невероятные виражи на гремящих лентах Мёбиуса крохотных вагончиков; вращающихся сразу в нескольких плоскостях адских каруселей; непрерывно сталкивающихся друг с другом, рассыпающих над собой огненные искры, управляемых сумасшедшими водителями двухместных автомобилей; мимо всего этого грохочущего, сверкающего, визжащего, мелькающего, ревущего, одуряющего кошмара. Пошел, самым тщательнейшим образам глядя исключительно себе под ноги.

И только у самого выхода на дамбу, когда парк аттракционов остался у него далеко за спиной, он оторвал взгляд от серой потрескавшейся поверхности асфальта и сразу увидел краем глаза что-то яркое, летящее над ним в прозрачном небе.

Конечно же, это был просто вырвавшийся из чьих-то рук воздушный шарик...