Теодор Рошак - Киномания

Сердце мое оттаяло от этих слов. А тем временем эротическая магия Клер начала оказывать свое действие — среди холодного пепла нашелся еще теплящийся уголок. Я почувствовал, как снова превращаюсь в покорного мальчика, каким всегда был с ней. Судя по всему, ее это возбуждало. Назвала бы она это «соблазнением» с моей стороны? Если да, то именно так муха соблазняет паука, потому что Клер набросилась на меня с пылом, который, казалось, копился годами. Но ее настойчивость сочеталась с мягкостью и терпением. Ей потребовалось немало времени, но как раз это мне и было нужно.

Когда забрезжил рассвет, Клер закурила и уселась, прислонившись спиной к подушкам.

— Бог ты мой, придется перепланировать весь день. Мы до полудня будем отсыпаться, да?

Судя по обоюдному нашему истощению, я бы сказал, что дольше.

— Надеюсь, ты не возражаешь, — сказал я.

Но она не заметила моих слов, ее взгляд устремился на смутные еще очертания города за окном.

— Я выхожу замуж. Позднее в этом году. Наверно, летом.

Она сообщила эту новость таким грустным голосом, что мне захотелось утешить ее.

— Я его знаю? — неловко спросил я.

— Если ты финансовый воротила. Он брокер. Из первой десятки, пятерки, тройки, в зависимости от того, какой бизнес-журнал ты читаешь.

— Тебя это, кажется, не очень радует.

Она задумчиво вздохнула.

— Сейчас, когда ты рядом, это похоже на поражение. Гарольд — ты только представь себе: выйти замуж за человека по имени Гарольд! От Гарольда голова у меня кругом не пойдет, уверяю тебя.

— Зачем же тогда?

— Это самый простой выход. Не вижу, почему я должна от этого отказаться. В «Таймс» у меня пробуксовка — рецензии выходят все реже, и каждая новая мне нравится меньше предыдущей. Ты знаешь, фильмы действительно становятся все дерьмовее. Через десять лет в кино будут ходить только малолетки до тринадцати, но эти фильмы будут приносить гораздо больше денег. Как бы там ни было, но все разговоры о кино переходят в разговоры о сделках, миллионах баксов, карьерах, о том, кто на подъеме, кто на спаде. Вся наша долбаная культура — продолжение мира денег. Гарольд может спасти меня от этой скучной работы. Мы уже два раза почти что поженились, но я в последний момент не решалась. Не могу сказать почему. Понятия не имею, что я защищаю. Нам хорошо вместе. Тихо, спокойно, оба мы в годах, потрепаны жизнью. Он очень мил. Хорошо воспитан — знаешь, такая беспредельная вежливость, как на собрании интеллектуалов, чьи семьи богаты в четвертом поколении. — Она рассмеялась, — Вот в таких кругах я теперь вращаюсь, Джонни. Сыновья сыновей стальных баронов, пытающиеся загладить грехи предков. Гарольд теперь проводит больше времени, заседая в правлениях музейных советов, чем на бирже. Филантропия и парусный спорт — его главные страсти. Можешь себе представить? Боюсь, но я в этом списке буду только третьей. Но кто знает, может, я и сумею пустить его неправедно нажитые богатства на благородные цели. Я все время встречаю молодых режиссеров, которые говорят мне, что им нужны только деньги, чтобы снять новое «Рождение нации» {356} 356 С. 728. «Рождение нации» (1915) — знаменитый фильм Д. У. Гриффита о Гражданской войне в США 1861–1865 гг. и послевоенной «Реконструкции» Юга; в картине отмечали признаки явной симпатии к Ку-клукс-клану. . Возможно, у большинства из них дальше разговоров дело не пойдет, но и черт с ним!

— Что ж, поздравляю. — Я постарался вложить максимум искренности в эти слова, но прозвучали они скорее с вопросительной интонацией.

Голова моя все еще покоилась на влажном лоне Клер. Наклонившись надо мной, она заглянула мне в глаза.

— Эти наши маленькие радости совсем не обязательно последние. Гарольд — человек очень широких взглядов, очень понимающий. А к тому же очень занятой. Он много путешествует. И я тоже. Мы можем оставаться любящими друзьями, при условии, что ты не пустишься в крестовый поход с отцом Анджелотти.

Добрая старая Клер! Она гнула свое до конца.

— Так это что, взятка? — спросил я.

— Это тебе побудительный мотив. Все, что я говорила сегодня ночью, я говорила всерьез. Ты можешь посвятить свою жизнь чему-нибудь более дельному, чем преследованию еретиков. Я могу быть одной из этих дельных вещей… по крайней мере, пока не подвернется другая Жанет.

Клер вела со мной тонкую торговлю, но за ее словами я слышал настоящую тревогу и заботу.

— Ты мне дашь возможность подумать? — спросил я, — Деньки были такие — крыша едет, в особенности от последних трех часов.

— А я рассчитывала, что три последние часа вытеснят все остальное. Так оно было задумано. Если нет — мы можем попытаться еще раз, а до чая поспать.

— Спасибо, только я ни на что не способен. Честно.

Она легонько провела рукой по моему телу.

— Ты это всегда говорил. Но мне удавалось удивлять тебя, разве нет?

И она удивила меня опять.

— У меня четкое ощущение, — сказала Клер за поздним бранчем на следующее утро, — что все мои труды пропали даром, — Вид она на себя напустила вызывающий и уязвленный, чтобы я чувствовал себя виноватым донельзя.

— Ничуть, — поспешил я успокоить ее. — Бог ты мой, я уже сам себе начал казаться каким-то зомби.

И я благодарил ее и благодарил ее еще, пока она наконец не сказала, что хватит, мол, мне слюнтяйничать, и попросила бога ради прекратить. Но и после этого она ничуть не смягчилась.

— У меня в голове кое-что поважнее, чем твои яйца. Нет, я вовсе не хочу сказать, что эти маленькие беспризорные штучки не имеют никакого значения. Но помимо этого есть еще и такая безделица, как дело твоей жизни. Если ты свяжешься с Эдди, то, помяни мои слова, профессионально ты покатишься вниз. Прошу тебя, не дай этому случиться.

Насколько мне помнилось, Клер никогда не говорила «прошу тебя». Ее советы всегда носили императивный характер.

— Обещаю, — ответил я.

— Что обещаешь?

— Не связываться с ним.

— Лучше бы ты мне пообещал вообще больше с ним не встречаться.

Но по этому пункту я отвечал уклончиво, и Клер, видимо, почувствовала, что я уже принял решение, противоречащее ее желаниям. Предложение Анджелотти было слишком соблазнительным, и я не мог его упустить. Такое приключение выпадает только раз в жизни, и каждый книжный червь вроде меня надеется, что оно его не обойдет.

— По крайней мере, обещай, что обязательно позвонишь, прежде чем принимать какие-нибудь важные решения, — сказала Клер; она уже была одета и собиралась уходить по делам.

Я пообещал, и мы поцеловались в дверях. Это был долгий, любовный поцелуй. Он не мог бы быть лучше, даже если бы мы знали, что целуемся в последний раз.

Перед возвращением в Калифорнию я встретился с Анджелотти еще раз. Он хотел, чтобы я во всех подробностях рассказал ему о моих взаимоотношениях с братом Юстином и Саймоном. Я принялся рассказывать, и тут ему в голову пришла одна мысль.