Александр Беляев - волчья жизнь, волчь законы...

– Что больно? – с издёвкой спрашивал Фомич, оголяя в улыбке чёрные гнилые зубы.– Зато бесплатно,– восторгу старика не было предела.

– Я тебе сейчас дам бесплатно, старый валенок! Я тебе по башне сейчас настучу, дебил!

Впрочем, вскоре, ругань прекратилась, и жизнь в столовой потекла своим чередом. Солдаты с подносами в руках рассаживались за столы, принимались за обед.

* * *

Рядом с Дробышевым за одним столом сел Виктор Арбузов, светловолосый, угловатый парень с острыми, как у коршуна, плечами и треугольным лицом. Он призывался из-под Херсона.

До армии Арбузов имел криминальное прошлое. Едва не «подсел» за вымогательство. С дружками, втроём, изметелили паренька, велели украсть ему у родителей сотню долларов.

– Не дай бог приведёшь на стрелу мусоров, – сказал Арбузов, ткнув в живот стволом газового пистолета.– Выйду из зоны, получишь пулю в печень. А ещё учти…за неподход на стрелу ещё сотня баксов!..

На «стрелу» паренёк пришёл не один… с отцом…

Отец, с виду щупленький очкастый мужичонка, выхватил из полушубка кусок арматурины, а когда Арбузов пытался вытащить запутавшийся в кармане пистолет, ударом в кисть перебил ему руку; перехватил арматуриной горло, зажимая кадык, процедил:

– Задушу, мразь…задушу, с-сука…как щенка паршивого, – говорил он, передавливая горло. Арбузов с посиневшим лицом хрипел, цеплялся за арматурину, хватал руками воздух.

– Если ещё раз, – продолжал отец паренька,– ты или кто-нибудь из твоих дружков поганых моего сына будет трогать, придушу.

Паренька никто больше не трогал, лишь, когда он проходил мимо, с презреньем говорили:

– Стукач.

До армии Арбузов занимался беспределом. Зимой срывал норковые шапки с головы прохожих, летом – золотые серьги, цепочки с женщин и девушек; с шестнадцати лет «сидел на игле».

Уже в Армии, в карантине, издевался над своим же призывом: ребят, которые послабее, заставлял стирать себе хэбэ, подворотнички. Среди шнексов он был в «авторитете».

– Ну что, как там на ГСМ? – спросил Арбузов, усаживаясь рядом с Дробышевым и ставя свой поднос с едой.

– Нормально, – ответил Сергей, хлебая из голубой пластмассовой тарелки суп.

– А я у Вербина в санчасти сёдня был. Похож, косит с-сука. Я ему сказал: «Короче, Вербин, сегодня вечером я наблюдаю тебя в роте, а то там Дробь с Вдовой на ГСМ пашут в две хари и совсем загнулись, тем более с Рыжим. Так что, говорю, давай… Если сегодня вечером, не будешь в роте, вешайся!».

– А как он там?

– Лафу гоняет. Иду, значит, сегодня. Смотрю – в курилке сидит, с медсестрой какой-то... Конфетами давится, сука.

– Слушай, Витёк, тут такое дело…

Пока Арбузов обедал, Дробышев рассказал ему про сегодняшнюю «непонятку» с Лебедько.

– Да…– сказал Арбузов, ставя на поднос стакан из-под компота. – Как говорит наш старшина, погано дило. Похоже, нам с тобой сегодня вместе по бороде получать. Всех подколок за полдня ты всё равно не выучишь.

– Почему?

– Да потому что их просто нереально выучить.

– А если постараться?

– Даже, если постараться… Ладно. Всё равно делать что-то надо. Листок и ручка есть?

– Найдётся, – Дробышев полез за ручкой и блокнотом.

– Значит, так, записывай… Первый параграф: «Дед всегда прав»… Параграф два: «Если дет не прав, в действие вступает параграф первый». Параграф три: «Для деда слова «Нет!» и «не нашёл!» не существует». Параграф четыре: «Старого не будить, не кантовать и при пожаре выносить в первую очередь». Записал? Короче, дальше…

* * *

Записав под диктовку Арбузова все возможные ловушки-подколки, Дробышев отнес своей поднос к окну прима грязной посуды.

Выходил из зала вместе с Арбузовым, нёс бачки с едой и пакет с хлебом.

В вестибюле Арбузов остановился перед зеркалом, из кармана афганки вынул расческу, пригладил свои светлые, с небольшой чёлкой, мягкие волосы.

В этот момент «гуси» увидели выходившую, с лотком хлеба в руках, Любку. Следом, смеясь и заигрывая с ней, в поварском колпаке и поварской рубахе, накинутой поверх кителя, вышел солдат из наряда по столовой. Любка, держа лоток одной рукой, упирая в бок, другой – пыталась запереть дверь на ключ, но неугомонный солдат, пристроившись сзади неё, заигрывая, обнимал её за узкую талию, мешал.

– Володя, видстань. Та видстань, я тэбэ прошу! – говорила она.

Наконец, одержав победу над замком, она шутливо ударила солдата в грудь, протянула ему поднос с хлебом:

– На. Ты шо гадаешь, я його буду несты? – Любка искрилась весёлой улыбкой.

Когда она с солдатом скрылась в зале, Арбузов сказал:

– Не правда ли милая? Племянница Фомича. Около месяца у нас в столовой работает. Я бы ей впихнул… под хвост…

Выйдя из столовой, Арбузов с Дробышевым подошли к курившим невдалеке сослуживцам. В центре круга стоял тот самый весельчак, которого Фомич ошпарил компотом, рассказывал анекдоты. Солдаты смеялись.

Сергей поставил на землю бачки.

– А вот ещё один,– говорил весельчак, размахивая рукой с дымившейся сигаретой, – совершенно свеженький, буквально со сковородки. Сегодня утром возвращаюсь с вокзала, еду в часть. Народу в автобусе – битком, ступить некуда. Передо мной какая-то клава стоит…молодая, красивая, а перед ней – мужик. Короче, слышу разговор. Клава ему, значит, взволнованно, сладко, чуть слышным голосом: «Мужчина, что вы делаете?» – «Ничего». – «Да делайте хоть что-нибудь!»

Солдаты смеются. Весельчак подносит сигарету ко рту, затягивается.

– Здорово, Пух,– приветствует его Арбузов, тая в излучинах голубовато-серых глаз усмешку.

– А, Арбузов? Здорово булы. – отвечает весельчак.– Как дела?

– Как в курятнике. Да ничего, не жалуюсь. Говорят, Фомич тебя сегодня кипятком обогрел?

– Я Фомичу этому…– Пух наливается краской,– как на дембель уходить буду, по репе настучу.

Постояв немного с солдатами, Дробышев потащил бачки к грузовой машине - «пищевозке».

В пищевозке Дробышев встретил своего недруга из 2-ой транспортной роты – 2 ТР. Солдаты звали его Бардо. Фамилия – Бардовский.

Казалось бы, Сергей был в части всего неделю, но уже успел обзавестись неприятелем.

Впервые их дорожки пересеклись три дня назад…

На утреннем разводе начальник продовольственного склада попросил руководство части выделить ему трёх солдат. Двух дали из 2-й транспортной роты, а ещё одного надо было выделять от РМО. Старшина велел идти Дробышеву.

Начальник продсклада, построив солдат в колонну, повёл за собой.

Сергей ещё почти никого не знал в этой части. Он не мог сразу определить, кто его спутники по призыву.

У продсклада их ожидала грузовая машина-фургон с надписью «ХЛЕБ».

Солдатам приказали полезать в фургон. Прапорщик сел в кабину. Дорогой те двое с Дробышевым почти не разговаривали, общались между собой. В кромешном мраке фургона ярко горели кончики их сигарет, и, когда солдаты затягивались, красновато освещались их лица.