Александр Беляев - волчья жизнь, волчь законы...

– Она что групповухи захотела? – улыбаясь, с задних рядов басовито спросил рядовой Буреломов.

– Встать! – спокойно приказал Черноситов.

Буреломов смущенно приподнялся.

– Постой, вот так и послушай! – сказал Черноситов, строго посмотрев на него маленькими синими глазами. – И впредь не перебивай офицера. Так вот… продолжаю рассказ… Этот курсант привел с собой еще троих человек. Всех их девица по нескольку раз приняла по кругу. В казарму они вернулись довольные и долго рассказывали нам во всех подробностях и прочее… Но… в это же время… эта девица… вернулась домой… вся в слезах… рассказала родителям, что ее изнасиловали четверо курсантов. Они обратились в милицию. Там… по факту изнасилования несовершеннолетней… группой неизвестных лиц… по предварительному сговору… было возбуждено уголовное дело.

– Вот, сука! – злобно шепнул Куриленко. – Я бы эту мразь за это замочил!

Солдаты, затаив дыхание, слушали Черноситова. Всем было интересно, чем завершится история.

– Согласно уголовного законодательства… за изнасилование статьей 117 Уголовного Кодекса предусматривается срок «от трех до семи лет»… Но согласно третьему пункту этой же статьи, за изнасилование несовершеннолетней, или изнасилование, совершенное группой лиц, назначено наказание в виде лишения свободы на срок «от пяти до пятнадцати лет»… Какого вам?

– Обалдеть! – поразился Вдовцов.

Арбузов был более сдержан. Он ничего не говорил, только сидел, облокотившись на деревянную спинку переднего стула, и внимательно смотрел на Черноситова.

– Для вашего сведения… Изнасилование – прокурорская статья. То есть расследованием этого преступления занимается прокуратура, а сотрудники милиции, и в частности, уголовного розыска, только собирают предварительные данные и доказательства. Потерпевшую в сопровождении родителей отвезли на судмедэкспертизу. Судмедэкспертиза зафиксировала вещественные доказательства, какие именно, я деликатно промолчу, а вы, я думаю, догадались сами… В понедельник утром… потерпевшая с родителями… пришла на прием к начальнику военного училища… и изложили обстоятельства вчерашнего дня…

Потом эту девицу в сопровождении сотрудников милиции, ее родителей… заместитель начальника училища по воспитательной работе водил по ротам. И наконец ее привели к нам в роту… И она опознала четырех своих вчерашних «насильников»… Итог, – сообщу вам сразу, – их не посадили…

Вдовцов вздохнул с облегчением.

– Но… из училища, не смотря на то, что эти курсанты хорошо учились, некоторые из них были отличниками боевой и физической подготовки, из училища они были… исключены, – Черноситов говорил четкими, рубленными фразами. – А для того, чтоб родители «потерпевшей» забрали заявление из милиции, родители курсантов были вынуждены заплатить кругленькую сумму. На эти деньги эта девица купила себе новенькую «девятку» и преспокойненько разъезжала на ней по городу.

– Так ей что… это всё сошло с рук? – поднимаясь, выкрикнул возмущенный Стецко.

– Можно сказать так, но не совсем…

Черноситов, выждав, когда в клубе замолкнет шум, спокойно сообщил:

– Через три года… неизвестными лицами эта девица была жестоко избита… а «девятка» сожжена.

– Так ей и надо, сучке! – крикнул Арбузов.

– Правильно!

– Верна! – шумели солдаты.

Черноситов захлопал в ладоши, давая понять, что он требует внимания и тишины.

Разговоры быстро смолкли.

– Так вот… к чему я вам рассказывал эту историю? Прежде чем, что-либо делать… тысячу раз подумайте… Подумайте… О последствиях подумайте… Отдавайте отчет своим словам, действиям и поступкам… Вопросы есть?

– А кто же её избил? – подняв длинную руку, спросил Вдовцов.

– Об этом история умалчивает, – скупо улыбнулся Черноситов.

– Ясен пень, что они, эти пацаны, это и сделали, – поделился своим мнением Арбузов.

– Еще вопросы есть?

Вопросов больше не было.

– Тогда, равняйсь! Смирно! – скомандовал Черноситов, вытянувшись в струнку. – Вольно!

Солдаты выходили из клуба возбужденные.

С грохотом сбегая по скрипучей деревянной лестнице, говорили:

– Так ей суке и надо! Деньжат захотела лёгких срубить. «Девятину» на халявку захотела…

– Да, нынче бабенки весьма прагматичные пошли, – неторопливо спускаясь, говорил сержант Ржавин земляку младшему сержанту Сагалову. – У нас во дворе подобный случай был… Только бабу ту никто не избивал и машину ей не жег. Но лохов она на бабло развела. И бабло нехеровое…

– Весь мир – дерьмо, все бабы – мрази, – злобно сказал Куриленко.

Ржавин, выразительно посмотрев на него, сказал:

– Ну, допустим, я свою мать мразью не считаю….

Куриленко, поняв, что он спорол чушь, поспешил оправдаться, но Ржавин, грубо перебив его, сурово заметил:

– Тебе, я вижу, лекция на пользу совершенно не пошла. Черноситов ясно говорил, чтоб ты, прежде всего, чтоб что-либо сказать или сделать, отдавал отчет своим словам и действиям. Поэтому, кто говорит эту мерзкую поговорку, которую только что сказал ты, сам является дерьмом.

– Алё, слышь, ты что припух? – обиженно воскликнул Рыжий.

– Слышь, ты базар фильтруй! – схватив за воротник, сказал Ржавин.

Куриленко, хватая сослуживца за руки, попытался их вывернуть, но ему не дали.

Распетушившихся солдат растащили в стороны.

Сагалов, перехватив за талию сержанта Ржавин, кричал:

– Серега, успокойся! Все нормально. Успокойся. Не хватало нам еще между своим призывом грызться.

Ким и Стецко держали рвавшегося Рыжего.

За этим всем испуганно, но с любопытством наблюдали «гуси».

– Чего вылупились? – крикнул Куриленко, вырываясь из рук сослуживцев.

Освободившись, он подскочил к Вербину и засветил ему в ухо. Ударил в грудь Арбузова. Отвесил подзатыльника Дробышеву.

– А ну вперёд, шагом марш!

И «гуси» торопливо побежали по лестнице.

Но уже на ужине Ржавин и Рыжий сидели, как ни в чем не бывало, за одним столом.

Никто из них не думал извинятся, но каждый в душе понимал, что им друг с другом ссорится нет смысла.

* * *

В одно из воскресений по приглашению старшего лейтенанта Снигура часть посетил священник униатской церкви отец Анастасий.

Как обычно личный состав собрали в клубе.

Священник, высокий пожилой мужчина, с круглым пузом, в черной рясе, прочел солдатам проповедь, а потом, поглаживая куцую седоватую бороденку, предложил всем желающим исповедоваться.

Желающих исповедоваться оказалось десятка три. Солдаты выстроились в очередь и потекли к отцу Анастасию.

Священник стоял в углу, недалеко от пустовавшей трибуны. А перед ним, опускались на колени и склоняли голову под епитрахиль исповедники.