Киоко Мори - Одинокая птица

Хоть бы сказала что-нибудь! Например: «Счастливого пути», «Передай привет маме» или «Очень любезно со стороны доктора Мидзутани подбросить тебя». Кстати, она и сухой паек приготовила в расчете только на меня, словно забыв о моей новой подруге. Ну что же, горбатого могила исправит. Чтобы творить добро, ей надо для начала переродиться в какую-нибудь добрую фею из волшебной сказки. Даже когда мать старалась быть с нею приветливой, она вынуждена была признать, что бабушка Шимидзу просто не ведает, как на это реагировать. Взяв пакет с продуктами, я подумала: а не швырнуть ли его об стену? Яблоко расквасится, банка с содовой взорвется. Нет уж, обойдусь без скандалов.

— Большое спасибо, — я постаралась, чтобы в голосе не чувствовалось раздражения. — Вернусь вечером, не очень поздно.

Бабушка опять промолчала — только нахмурилась.

Пожалуйста, не беспокойся, — с этими словами я повернулась и вышла.

Пока доктор Мидзутани заканчивала сборы, я, светя себе под ноги фонариком, вышла во двор и направилась к клеткам, чтобы сменить воду в блюдцах и положить новый корм. Все птицы еще спят. Воробьи примостились рядышком друг с другом на самой высокой ветке. Дубонос устроился в одиночку пониже, а соловей облюбовал деревяшку, торчащую над дверью клетки. Все они уже прекрасно летают и самостоятельно едят. Готовы к взрослой жизни на свободе. Мы с доктором Мидзутани слушаем прогнозы синоптиков и ждем первого теплого дня, без дождя и сильного ветра. Такой день выдастся, наверное, на следующей неделе.

Выйдя из клетки, я положила в блюдце для вороны несколько кусочков мяса и ягоды. Сама она спит на одном из кленов. Она уже летает поблизости вместе с сородичами, но иногда отгоняет их от своего блюдца. С каждой неделей мы даем ей все меньше корма, а на следующей, как считает доктор Мидзутани, вообще перестанем ее кормить. Доктор разбрасывает по двору еду для всех окрестных птиц: семена, ягоды, зерно. Если ворона желает столоваться у нас — пожалуйста. Только без персональной кормушки. Сейчас она гораздо лучше выглядит. Через месяц ее хвост окончательно отрастет, и она не будет отличаться от других ворон.

Я вернулась в лечебницу. Доктор Мидзутани укладывала в сумку-холодильник продукты: хлеб, сыр, абрикосы, ягоды, банки с соком.

— Меняю свой сандвич на абрикос, — пошутила я. — Бабушка приготовила мне его, хотя всю неделю не разговаривала со мной.

Доктор удивленно приподняла брови:

— Может, ваша бабушка вступила в монашеский орден траппистов?

Я рассмеялась, вспомнив монахов, собиравшихся на холме у моей бывшей школы. Мать обычно покупала у них масляное печенье, которое они сами пекли. Эти монахи дали обет молчания. В начальной школе я принимала их за вампиров — наверное, из-за черного одеяния. Так и казалось, что они спят в гробах, а по ночам превращаются в летучих мышей. Тогда я не понимала, что молчать всю жизнь еще труднее, чем спать в гробу или обернуться летучей мышью.

— Возьмите термос, если вам не трудно, — попросила доктор.

Мы загрузили все в машину. На сером небе показалась слабая оранжевая полоска — первые лучи рассвета. На восточном горизонте проступили четкие силуэты деревьев. Когда машина выехала на шоссе, я вспомнила, как в первом и втором классах мы на целый день отправлялись на природу. Мать вставала до рассвета, чтобы приготовить мне ленч, и мы шли с ней на школьный двор, где учеников уже поджидал автобус. Мы почему-то всегда оказывались последними.

Мать стояла около автобуса с другими женщинами. Все они старались казаться веселыми, но улыбки у них получались испуганные. Автобус трогался, они махали нам на прощанье, как будто предстояла долгая разлука. Смешно сказать — часов на десять, максимум на двенадцать. Но тогда это воспринималось точно целое событие. А сейчас мы не виделись четыре месяца, и мать даже не может представить себе, что я еду к ней.

Восход солнца мы встретили где-то к северу от Осаки, проезжая мимо небольших пригородных заводов и контор. Я рассказывала доктору Мидзутани о безуспешной попытке разговорить бабушку.

— Ваша бабушка напоминает мне мою свекровь, — заметила доктор.

Отведя взгляд от серых фабричных зданий, я посмотрела на нее. Трудно представить ее в обществе мужа или свекрови. За рулем в хлопчатобумажном жакете, белой льняной блузе и джинсах она смотрится как вечно молодая, задорная и немного бесшабашная женщина и уж никак не похожа на несчастную жену или забитую невестку. В столь ранний час она вовсе не выглядит усталой и сонной. Ее глаза широко раскрыты, в них светится жажда жизни. Серьги в форме павлиньих перьев ловят первые лучи солнца. По-моему, доктор Мидзутани — самая очаровательная женщина из всех, кого я знаю. За исключением, может быть, мамы и покойной госпожи Учида.

— Вернее, мою бывшую свекровь, — поправляет себя доктор.

— А как ее имя? Она тоже была злобной, как моя бабушка?

— Ее зовут Ицуко Хаманака. Да, пожалуй, она была злобной, но таила злобу в себе. Поэтому всегда была угрюмой. Иногда ее прорывало, и она начинала дико орать. Мы с моим мужем, Macao, жили с ней под одной крышей. Вообще-то у него была своя квартира, но после свадьбы пришлось переехать к его родителям, потому что его отец часто болел. A Macao был единственным ребенком в семье.

Доктор замолчала и сосредоточила внимание на дороге. Прибавив газу, она обогнала машину, водитель которой, наверное, еще толком не проснулся.

— Поэтому вы и развелись? Из-за отвратительного характера свекрови?

— В какой-то степени — да. Но была и более серьезная причина. Главное — мы с мужем не нашли общего языка, не понимали друг друга. Когда мы переехали к его родителям, я решила, что Macao будет ухаживать за отцом или помогать матери по дому. А я училась тогда в аспирантуре и работала над кандидатской диссертацией, посвященной проблемам орнитологии. Целый день сидела в своей комнатушке и грызла гранит науки.

Так прошел месяц, и свекровь стала жаловаться своему сыну, что я никогда ничего не делаю по хозяйству. Говорила, что я бессердечная и избалованная маменькина дочка. Но дело в том что она ни разу не обращалась ко мне за помощью. Да и от моего мужа помощи было немного. Он был профессором в университете, где я училась. Уезжал на работу утром, а возвращался лишь к ужину. Ну, иногда вымоет посуду или приберет в нашей комнате.

Понемногу я поняла, что хозяйка в доме — Ицуко. Она попросила нас переехать к ним, потому что ей нужна была моральная поддержка сына. К тому же он смог бы отвезти отца на машине в больницу, при необходимости. Я не подозревала, что помогать ей по хозяйству должна именно я. Звучит наивно, но мне такая мысль не приходила в голову. Мой отец всегда делал что-то по дому. Меньше, конечно, чем мать, но белоручкой его не назовешь. Если родители видели, что я зашиваюсь с учебой, они всегда старались оградить меня от домашних хлопот. Но все равно — надо было сразу понять, почему свекровь недовольна. Впрочем, это вечная проблема. Мать часто рассказывала мне о том, сколько натерпелись ее подруги от своих свекровей. Эти противные старушонки обычно рассуждали так: «Я в свое время многим пожертвовала ради мужа и сына, а теперь сама нуждаюсь в том, чтобы меня обслуживали». Но хотя я вдоволь наслушалась подобных историй, никогда не думала, что и сама окажусь в такой же ситуации. Что делать — была молода и глупа.