Эмилиян Станев - Будни и праздники

Но зачем мне вообще теперь этот вексель? Я и сам не знал, что с ним делать.

Как только хозяин ушел, я кинулся искать квартиру.

Через две улицы я нашел какую-то старушку, которая сдавала комнатку в мансарде. Не торгуясь, я тут же снял ее и побежал за вещами.

Вместе с грузчиком я укладывал последние пожитки, когда дверь отворилась и на пороге появилась хозяйка.

Она уже успела скрыть под пудрой следы слез и бессонной ночи. Раскаяние сделало ее лицо совершенно неузнаваемым. От привычной надменной гримасы не осталось и следа. Несчастное, печальное и озабоченное, оно сейчас было даже трогательным.

Она хотела что-то сказать, но, увидя грузчика, промолчала. Как только грузчик, взвалив на плечи кровать и тощий мой узел, вышел из комнаты, хозяйка шагнула ко мне.

Она ловила мой взгляд, пытаясь угадать, что я задумал. Потом вдруг заплакала и стала умолять, чтобы я не выдавал их властям.

Я стоял у окна. В кармане у меня лежал только что вынутый из-под матраца вексель. То ли оттого, что мне хотелось как можно скорей вырваться из этого дома, то ли просто вся эта история мне до крайности надоела, но неожиданно для себя самого я вытащил из кармана вексель и протянул его хозяйке.

Та развернула его и удивленно вскрикнула-.

Рассказчик ненадолго умолк и вынул сигарету. Спичка осветила его иронически усмехающееся лицо. Он выпустил струйку дыма и продолжал:

— Когда я перебрался на новую квартиру, уже стемнело. Надо было пойти куда-нибудь поесть. Голоден я был как волк, ведь со вчерашнего вечера во рту у меня не было ни крошки. На перекрестке я чуть не столкнулся с какой-то женщиной. Не сразу я узнал в ней хозяйку. Меховая шубка делала ее непривычно толстой.

— Куда вы? — тревожно воскликнула она.

— Ужинать.

— А я было испугалась, что вы к нам. Вы у нас книгу забыли, но, бога ради, не приходите. Лучше уж я вам ее с девчонкой пришлю.

— Ноги моей в вашем доме не будет.

Я хотел уйти, но она меня остановила.

— Вы не поняли. Не подумайте, что я вам угрожаю. Просто вам нельзя к нам приходить — муж может сделать с вами что-нибудь ужасное.

— Но почему? Ведь я…

— Да, но он не может поверить, что вы вернули мне вексель просто так, — смущенно выдавила она. — По себе судит…

Я спросил, куда она идет.

— К матери. Не могу я с ним оставаться.

Ее откровенность и спокойная твердость удивили меня.

Мы прошли до трамвайной остановки. Она протянула мне руку и сказала с мрачной решимостью:

— Дайте мне ваш адрес. Если что случится, я вас найду.

Пожилой господин окинул взглядом опустевший бульвар, перечеркнутый длинными черными тенями тополей.

— Ничего не случилось. Может, она и вправду решила развестись, а может, относилась к разводу как к оскорблению гораздо более сильному, чем те, к которым она привыкла дома. Люди легко мирятся с ложью, фальшью, неискренностью и еще легче забывают. Искать меня она не стала. Недели через две после нашей встречи я вновь столкнулся с ней на улице. Завидев меня, она торопливо юркнула в ближайшую кондитерскую. Видимо, муж успокоился и супруги помирились. Им повезло. Подряд был отдан кому следует. «Игра» удалась.

Он засмеялся и добавил:

— Однажды вечером ко мне кто-то постучался. Оказалось, мой бывший хозяин. Явился выяснить, почему я все-таки отдал вексель его жене. Ну и узнать, как я поживаю, потому что, видите ли, он убедился, какой я благородный молодой человек!

— Что же вы ему ответили? — спросил рассказчика собеседник.

— Ничего. Пожал плечами и попросил его убираться ко всем чертям. Он и ушел… в твердом убеждении, что я — круглый болван.

— Но вы же могли уничтожить вексель?! Для них это было бы самым сильным наказанием, — помолчав, заметил молодой человек.

— Все равно я ничего бы не добился. Предприниматель дал бы ему новый вексель, только и всего. А для меня главное было показать им мое презрение. Потому и вексель отдал. В том-то и беда, что чувства распоряжаются нами наравне с разумом… Конечно, правильнее всего было бы пойти к прокурору. Но с одной стороны, я был тогда слишком неопытен, а с другой — уже немного разбирался в порядках, какие царили в обществе, с которым меня не связывали ни общие интересы, ни общие стремления. Кроме ненависти и отвращения это общество ничего у меня не вызывало. Так вот и получилось, что я, пытаясь извести блоху, сжег одеяло.

Он бросил окурок и откинулся на спинку стула.

Молодой человек задумался.

— Да, мы часто так поступаем, — проговорил он наконец. — Вероятно, вы правы. Но какое значение имеет вся эта психология, если результат все равно один и тот же? Мне кажется, всему причиной наше никудышное или, вернее, никакое общественное воспитание. Тут-то и кроется психологическая разгадка…

Приближалась полночь. Гроза прошла стороной. Окутанные прозрачной дымкой горы, казалось, таяли в сияющем, усыпанном звездами небе. Уборщики мыли бульвар. Холодная струя с шипением обрушивалась на пpoгретый за день камень, и от него одуряюще пахло землей. Город утих, улицы опустели. Рядом с кассой, за которой дремало бесстрастное лицо хозяина, стоял включенный радиоприемник. Хриплое контральто с усталой страстью исполняло какое-то там танго — тоскливый стон, долетевший сюда из какого-нибудь бара на другом конце укрытой ночной тенью земли.

Собеседники пожали друг другу руки и распрощались. Молодой человек выглядел усталым и по-прежнему задумчивым. Сделав несколько шагов, он оглянулся, словно вспомнил о чем-то и теперь не знал, догнать ли ему своего старшего товарища или нет.

Но тот повернул за угол и скрылся.

Рученица — болгарский народный танец, исполняемый в одиночку или вдвоем «на перепляс».

Черга — домотканое шерстяное покрывало, в зависимости от выработки, рисунка и размера используемое как одеяло, ковер или просто половик — палас.

Кметство — исполнительный орган при общинном совете (община — административная единица, охватывающая тот или иной населенный пункт). Во главе его стоял кмет, назначаемый властью чиновник. Ныне кмет — выборный председатель общинного народного совета.

Поскольку в Болгарии почтовые отделения небольших населенных пунктов не имели своего транспорта, право отвозить почту в окружной центр или на железнодорожную станцию продавалось с торгов.

одна из главных улиц Софии, теперь Русский бульвар, была названа в честь русского царя Александра II, в царствование которого в результате русско-турецкой войны (1877–1878) Болгария была освобождена от османского ига.

Димитров день — церковный праздник святого Димитрия Солунского, праздновался 26 октября и совпадал с концом полевых работ. Широко отмечался по всей стране и сопровождался народными гуляньями и ярмарками.