Наталья Милявская - Адреналин

Потом Вадик придумал схему с похищением. Этот розыгрыш был уже куда сложнее, и всегда проходил в несколько этапов. Самый сложный брал на себя Вадик – именно он искал клиентуру. Уж не знаю, как именно он умудрялся спорить со своими подружками, но Полина была уже третьей девушкой, которую мы похитили и отвезли в полупустую Вадикову квартиру. Первой была Нефтяная Вышка.

И клянусь – клянусь! – мы не испытывали никаких угрызений совести, глядя в наполненные ужасом глаза очередного нашего «клиента». Мы, приличные молодые люди с высшим образованием… втянулись. Однажды утром я поняла, что не могу думать ни о чем – только о следующей акции.

Если вы хотите считать нас сумасшедшими – пожалуйста!

Вот только сумасшедшие не зарабатывают денег на своем слабоумии…

К тому моменту, когда мы с Машей, оставив где-то в ночи бедную Полину отходить от пережитого приключения, приезжаем домой, мальчишки уже успевают выхлестать половину бутылки виски. А Вадик еще и дымит сигарой, как сицилийский наркобарон.

– Мне только что звонила Полина! – вводит он нас в курс событий. – Счет она оплатит в течение пяти дней. Так что к середине недели деньги будут у нас.

– А она не ругалась? – интересуюсь я.

– А ты как думаешь? – смеется Вадик. – А еще она просила не говорить мужу про… ну, вы сами понимаете, про ее этого инструктора, и журналиста, и какого-то там Антонова.

– Как будто мы шантажисты какие-то! – обижается Андрей.

Ну конечно! Мы кто угодно – разводилы, похитители, но не шантажисты!..

Нас с Машей вытряхивают из мокрых курток и уже в прихожей пытаются напоить.

– Да подождите вы! – отбивается Маша. – Дайте платье снять, я мокрая вся!

– Сделай это прямо здесь! – весело предлагает Вадим.

– Увижу пепел – убью! – парирует Маша, тыкая пальцем в сигару.

– Какого черта надо было меня смешить? – пытаюсь я пнуть Андрея, пока он, изображая рыцаря, расшнуровывает мои мокрые насквозь кроссовки.

– Я не смешил! – говорит он мне снизу. – Это Леха!

– Что «Леха»? – интересуется тот с лестницы. – Опять Леха! Мы себя нормально вели, не глумились!

Не глумились – это значит стояли у стены с красными от сдерживаемого хохота рожами и упражнялись в искусстве сурдоперевода. Когда Андрюха подкуривал для Полины сигарету, Леха, неслышно прокравшись сзади, показывал, насколько ему понравилась ее грудь. А когда я, изо всех сил сдерживаясь от душащего смеха, зловещим шепотом декламировала детскую загадку про лампочку прямо Полине в лицо, Леха и Андрей устроили импровизированный кулачный бой возле окна, и Андрюха чуть было не въехал локтем в недавно вставленное пластиковое окно.

Представляю реакцию Вадика, если бы Андрей на самом деле высадил стекло…

– Могу сказать, – говорит Вадим голосом главнокомандующего, когда мы уже сидим в гостиной, – операция проведена отлично! Мы становимся супер-мега-профессионалами!

– Слушай, мега-профессионал, можно в следующий раз ты задействуешь меня более продуктивно? – интересуюсь я. – Торчала, как идиотка, на шоссе, вымокла вся.

– Разумеется! – тянется ко мне с бокалом Вадим. – Не желаешь освоить роль парижской проститутки?

– Monsieur, avec vous tout va bien?

Под утро похолодало, и ветер с реки заставляет меня ежиться. Нужно было брать куртку потеплее…

– Monsieur!

Я тормошу развалившееся на узкой лавочке тело. Тело, кажется, и не думает приходить в себя.

Черт! Надеюсь, он не решил отойти в мир иной прямо здесь, на улице…

– Эй! – уже по-русски произношу я. Хорошо, что вокруг ни души – а то еще редкие прохожие решат, что какая-то подозрительного вида девица проверяет карманы у прикорнувшего на скамейке бомжа.

Хотя я-то знаю, что в карманах у него – ни копейки.

– Merde! – не выдерживаю я. Стукнуть, что ли, его посильнее?

Наконец тело шевелится, издает не то вздох, не то стон, и мужчина в сером дырявом пальто, приподнявшись, садится на скамейке.

Я смотрю на него сверху вниз. Из-под кое-как накрученного на шее рваного полосатого кашне виден воротник довольно свежей белой рубашки. Новые джинсы контрастируют с ужасными стоптанными тапками. На щеках – едва заметная щетина, на затылке – намечающаяся лысина. Если бы не смесь дикого ужаса и дикого же недоумения в глазах, ничего особенного – какой-то бродяга устроился на ночлег прямо на берегу реки.

– Monsieur, avec vous tout va bien? – повторяю я свой вопрос.

Собеседник смотрит на меня так, словно перед ним химера с крыши Собора Парижской Богоматери.

– What? – отчего-то по-английски спрашивает он.

– Are you ok? – тоже перехожу я на английский. Надеюсь, моего скудного словарного запаса хватит на то, чтобы и далее непринужденно поддерживать беседу.

– Блядь! – наконец выдает мужчина свое русское происхождение, морщится и проводит по лицу ладонями. – Ес, айм окей, – отвечает он. – Энд ху а ю?

В ответ я начинаю весело ржать.

– Эй, да ты русский! – хохочу я. – Ничего себе! Русский! Клево!

Я снимаю с плеча рюкзачок, кидаю его под ноги и опускаюсь на скамью рядом с героем нашей истории.

– А я думала, ты помер! – говорю я весело, доставая из кармана куртки сигареты. – Лежишь, как тюфяк… Будешь?

Собеседник смотрит на меня, пытаясь понять, что вообще происходит, потом автоматически кивает головой. Я протягиваю ему пачку, он неуверенным жестом только что вернувшегося с того света человека достает сигарету, сует ее в рот и начинает хлопать себя по карманам.

– Блядь… – снова повторяет он. – Суки! – карманы его безнадежно пусты.

– На! – протягиваю я зажигалку.

Первые две затяжки мы делаем молча, глядя на вереницу покачивающихся перед нами разнокалиберных суденышек.

– Где я? – наконец выдавливает из себя мужчина. Ожидаемый вопрос…

– На набережной Турнель, – отвечаю я. – Ты чего, перепил, что ли?

Мужчина трясет головой, потом упирается в меня мрачным взглядом:

– Это где?

– Где, где? Это в Париже! Ты наркоты обожрался? – я пытаюсь выглядеть искренне удивленной. – Вон мост ля Турнель, за ним Нотр-Дам. Ну ты понял, где? Пятый округ.

За четыре часа, проведенные в самолете, у меня было достаточно времени, чтобы вызубрить наизусть карту города, в котором я никогда не была.

Мужчина медленно смотрит налево, туда, где вдалеке в полумраке вырисовывается темный силуэт Собора Парижской Богоматери, потом на свои ноги, обутые в страшное рванье, затем переводит взгляд на мои колени, затянутые в черные сетчатые чулки, и потом еще раз пытливо всматривается в мое отчаянно размалеванное лицо.

– А ты кто? – сумрачно интересуется собеседник.

Я человек, который прилетел в Париж за твой счет, придурок!

– Juli, – отвечаю я. – Юля.

При взгляде на ярко напомаженный рот, короткую куртку, красную широкую юбку, с кокетливыми волнами, и лакированные ботфорты у моего знакомого не возникает сомнений, чем занимается русская девушка Юля на улицах Парижа.