Натали Саррот - Вы слышите их?

И затаившаяся в каждом из них неутолимая, мучительная жажда… обладать… еще, еще… именно этим… тем, чего не купишь, тем, что даруется свыше… тем, что несправедливая судьба раздала как попало наименее достойным, шалопаям, бездельникам, разгильдяям, растяпам, балованным неженкам, неспособным к черной работе, к подчинению дисциплине, людям, чья больная память отвергает все здоровое… роется в мусорных ящиках, питается отбросами, помоями… гнильем, которое пи за что на свете… от которого тошнит… но они этим кормятся, жиреют на этом, тухлятина идет на пользу этим «творцам», этим «художникам»… Полуиителлигенты? Они? Вы слишком великодушны. Скажите лучше на четверть, на осьмушку… Вот вам представитель, посмотрите, как он чванится в окружении таких же невежд, как он сам. По обождите немного, милые друзья, дайте-ка нам взглянуть… присмотреться… Я так и предполагал… Возможно ли? По это просто цинично… Цинично? Да нет, это было бы еще слишком хорошо, вы его переоцениваете. Бедняга искренне верит в то, что он первым сделал это удивительное открытие. И ему не стоило никакого труда убедить их в этом… Тут нужны строгие меры… Нет, оставьте. К чему? Разоблачишь одного, на его месте появится десяток других. — О, великолепно, я так их и слышу… Ты, когда захочешь, просто неподражаем… — Вы слишком добры… скромно потупив взгляд, кланяясь… Но право же, это не моя заслуга. Тут нет ничего нового.

И оборотясь к нему, униженно ждущему, со вздохом… Нет, это решительно невозможно, мой бедный друг. Нет, право, тебе здесь не место. Странная наивность предполагать, что ты будешь принят, войдешь в наш узкий клан… И прикрываясь кем? Умрешь со смеху… Невозможно поверить… авторитетом Готрана… Да, самого Готрана как поручителя…

— Ио Готран — только чтоб освободиться, удрать, избавиться от этого закоренелого ханжи, чтоб показать ему, что моя оценка, наша оценка… что мы оба… возможно, ошибались, что в такого рода вещах нет ничего абсолютного… о вкусах пе спорят… чтобы доказать ему, что вы не одиноки, что и другие, например Готрап, разделяют ваше мнение… — Ах, другие, например Готран… И ты думаешь, мы клюнем на эту удочку?* «Другие» — это мило, «другие» — это великолепно… другие, как и мы, не так ли? Послушать тебя, Готран один из пас. Нам подобен. Нам ровня.

Нет, ты, должно быть, и впрямь считаешь пас дураками… Надо же — Готран-педель, Готран-проф, инспектор министерства просвещения снизошел к нам, сидит за партой в коротких штанишках…

А если вопреки Готрану, вопреки всем, ему подобным… Да, очень хорошо, вот правильный вопрос… Ответь-ка нам: Если вопреки и против всех Готранов мира мы позволили себе… Ведь о вкусах не спорят, не так ли? Если мы осмелились… Ужас. Смертный грех. Ересь. Отлучение. Какой позор. Какое несчастье. И это выпало на его долю. Невероятно. Необъяснимо. И это после всего, что он сделал, чтобы их оберечь, оградить от дурной компании, от пачкающих соприкосновений…

Но зло вездесуще, оно прорывается в любом месте, в любое время, $ минуту, когда меньше всего этого ждешь, чувствуешь себя в безопасности… Совсем рядом с нами — эти смешки, это хихиканье… эти взгляды, брошенные ими искоса, когда оп совсем тихо сказал… не удержался… дурачки.

Они смерили его взглядом и тотчас отвернулись, эти молодцы, твердо стоящие па широко расставленных ногах, выпятив грудь, обнимая мускулистыми руками плечи девушек, положив властные ладони им на затылок… а девушки прижимаются к ним, смеясь… когда они тычут пальцем… Нет, ты только взгляни на это… Сюда… па эту голову… — На женскую голову? — Ты называешь это женщиной?.. Вот такою ты бы мне точно понравилась, милочка… с носом, который торчит отсюда… а глаз… ох, глаз… Разве вы пе знаете, что это портрет его дульцинеи… и благодаря ему, она, похоже, войдет в историю… Она того заслуживает, между нами говоря, она поистине единственная в своем роде. — К счастью, старик… окажись я наедине с такой красоткой… Ну, силен… преклоняюсь… — Ох, а это что такое, погляди?.. Кастрюля? — Да нет, ветряная мельница. — Самолет… — Ничего подобного. Посмотри название. Это… это… ох, нет… за кого он нас принимает?

Пошли, хватит, это, в конце концов, невыпосимо. Хулиганы. Гнусное отродье. Если бы он мог натравить па них посетителей, подать знак сторожам… пусть зловеще завоют сирены полицейских автобусов, пусть сюда ворвутся плотными рядами блюстители порядка с дубинками в руках… Где они? Покажите… А он, дрожа от нетерпенья, подобострастно кланяясь, показывая путь охранникам, пятясь перед ними задом, забегая вперед, подбадривая их… Здесь, здесь, вот сюда… они там… Я их видел. Небольшая кучка… Я слышал каждое их слово, хихиканье… Они подзадоривали друг друга… Вот они. Посмотрите на них, это они… Вот они, перед… перед этими шедеврами… Скорее. Наручники. В черный ворон. Избить. Других доводов они не понимают. Насмехаться запрещается, понятно? А не то, на, получай, будешь знать, больше не вздумаешь… Но к чему? Этот скот, в лучшем случае, сделает вид, будто уступил. А в душе, в глубине души, едва затянутся рапы, едва забудется страх, все станет на прежние места, все вновь забьет ключом… Что можно сделать? Как пресечь? Даже в тюремных камерах, в темницах это будет хлестать из них, просачиваться, отравлять зловонием, пачкать… их необходимо уничтожить, раздавить…

— Ну, что скажешь, ты видел эти испепеляющие взгляды? Они хихикают, заслоняются локтями… Ох, боюсь… Мы осквернили святая святых… посягнули… Потому что никто не вправе к этому прикоснуться, это — свято… Ты же знаешь, есть любители, «знатоки»… Ты знаешь, сколько она стоит, эта кастрюля… ну, не кастрюля… вон та фиговина, там… — Скажи, сколько? Ой, я хочу ее, купи мне, милый… — Это, в конце концов, невыносимо. Убирайтесь вон с вашим тонким остроумием. — О, извините. Мы ведь говорим тихо. Или мы не вправе даже обменяться впечатлениями? Вы-то, не правда ли, вы-то не стесняетесь объяснять этим дорогим крошкам… бедняжки… у них это отобьет вкус па всю жизнь… — Пошли, брось, к чему спорить с этими… с…

Но во взгляде, брошенном ими в ту минуту, когда он тащит их за собой, есть какое-то нездоровое любопытство, затаенная тоска, нечто сообщническое…

В организмах предрасположенных, на подходящей почве, развивается, плодится малейшее зароненное в нее семя… Сколько ни стерилизуй, ни фильтруй, ни вырывай у них из рук, ни сжигай все, что способно их развратить… модные журналы, комиксы… сколько ни выключай радио, телевизор, сколько ни срывай рекламные плакаты, афиши… Все тщетно… Стоит ему оказаться с ними, и его глаз превращается в усовершенствованный детектор, повсюду улавливает и прослеживает, точно на рентгеновском снимке, развитие болезни, распространение поражений… Он готов не пощадить усилий, пустить в ход все свои знания, чтобы предохранить их, вылечить… чтобы обмять их, сформировать… применить последние рекомендуемые методы… Незаметно заложить в них, подсунуть им…