Натали Саррот - Откройте

Натали Саррот

Откройте

Дмитрий Бавильский. Вы слышите их?

Натали Саррот. Откройте: Фрагменты из книги. Пер. с франц. И.Кузнецовой. //

"Иностранная литература", 1999, #5.

Тимур Кибиров. Нотации: Книга новых стихотворений. - СПб.: "Пушкинский фонд",

1999.

Натали Саррот занималась "изучением" языка: в текстах ее живут стертые речевые формулы, типа "до свидания" или "скучаю, люблю, целую". Саррот вскрывает их пустоту, бессмыслицу, "обнажает прием". Становится понятным, очевидным, что люди говорят не то, что думают (это очевидно); не то, что говорят (это естественно). Но, главное, говорят, чтобы ничего не сказать. Язык более не объединяет.

Интеллектуалами нашими особо ценимы усилия Деррида по деконструкции всяких там незыблемых текстов, типа американской "Декларации о независимости", в которых он находит десятки (если не сотни) противоречий и несостыковок. Просто беда. Саррот делает примерно то же самое, но в художественном ключе. У них даже фамилии похожие.

У Натали Саррот есть прямой русскоязычный аналог - Лев Рубинштейн, картотеки которого - та же самая "языковая игра", а если быть безжалостней и точнее - констатация факта: язык не то, чем он кажется. Правда, в отличие от картезианствующих французов, Рубинштейн разыгрывает все те же штампы и общие места как экзистенциальную драму с постоянным повышением градуса отчаянья. Саррот и Деррида ничего не боятся. Саррот вообще уже покойница - ей все эти проблемы теперь до фени.

Мы рассматриваем опыты Рубинштейна как поэзию (тогда как Саррот пример беллетристики для "новых умных") вовсе не из-за уровня моря их душевного волнения. Просто карточки Льва Семеновича, их листание, освоение, чтение образуют регулярную метрическую систему. Натали Саррот рубится с языком в строчку: "Откройте" более похоже на диалоги из пьесы. Однако отстраненность, отсутствие постепенного нагнетания напряжения делают их все-таки прозой.

Последняя книжка Тимура Кибирова "Нотации" заслужила славу не слишком удачной. В ней Тимур Юрьевич выступает в жанре короткой пьесы, да к тому ж, по-приговски, оборванной на полуслове. То ли дело, когда он скакал как аксакал и выдавал катрен за катреном на протяжении многих-многих страниц.

Наступая на горло собственной песне, Тимур делает то же самое, что Саррот с Рубинштейном: вскрывает прием. Все составляющие его веселого и легкого дара остались прежними. Изменились пропорции. Главное - здесь доведена до логического завершения бытовуха, следующая стадия разложения иронии. Ни о чем более нельзя говорить серьезно. "Хронос, топос и хаос, // голос, логос и Христос..." Говорить, тем не менее, хочется: ведь мы пока что еще живы. А живой человек, может быть, тем от всей остальной неживой природы и отличается, что говорит. То есть производит тексты. Работает с языком. В языке.

Кибиров всегда стремился быть искренним и, даже если грустно, веселым. То есть естественным: кто Тимура Юрьевича знает в личном общении, меня поймет: нет в литературе более нормального, органичного человека. И если в стихах его много обращений, то это не концептуальный прием, а дружеское подмигивание. Способ передать привет. Сделать человеку приятное.

"Нотации" составлены из речевого мусора, как прежние его книги были составлены из перепевов и цитат. В этом видится прямое влияние концептуалистов, того же Рубинштейна. Хотя "работа" со служебными частями речи, скажем, с предлогами, пришла явно от Айзенберга. Рубинштейн со товарищи переживает социальное как физиологическое, Айзенберг со товарищи как экзистенциальное. И потому живут они на разных этажах. Кибиров - как дух, живет и веет везде. Он - место встречи концептуализма и неоклассического "Московского времени", всего со всем. Нормальная такая дружба народов.

Конечно, для дебютной книжки "Нотации" были бы провалом. Одни только перебродские интонации заклеймили бы как слабое подражательство, закрыв этот файл навечно. Но как подтверждение и закрепление приема - книга Кибирова (как и все, что делается им в этом жанре) блестяща. Неточные рифмы и ритмические сбои, сплошное "хуе-мае", типа, можно и не стараться: результат все равно будет один. Один и тот же. Никакой. Время такое. Никакое. В одном номере с "Откройте" опубликованы рецензии нобелевской лауреатки Виславы Шимборской под приятным названием "Необязательное чтение".

Тем не менее слог Тимура Юрьевича неотразимо узнаваем. Любовь с первой ложки. Читаешь, извините за каламбур, запоем - от первой до последней странички, веселишься и думаешь о судьбе вторичных моделирующих систем. Значит, есть контакт. Пост принят. И все отчетливей и яснее понимаешь: сегодня, чтобы быть стихами, стихи не должны ими быть. Сообщениями на пейждере или автоответчике, слоганами на билбордах (проехал про проспекту и получил подборку, что твой Рубинштейн).

Впрочем, это универсальное правило, касающееся любых видов искусства. Только так можно освободиться от пелены языка, упеленывающего нас в инфузорию-куколку, лишенную своего содержания. Я ведь тоже со стихов начинал, две книжки напечатал, да вот теперь бросил: невмоготу вся эта несвобода стала. Впрочем, если честно, я и сейчас нет-нет да и сочиняю что-нибудь этакое. Только не записываю и не запоминаю. Строчки уходят туда же, в темноту рождения... Так я, значит, и нашел свою форму поэзии и, значит, победил ея перманентный кризис. Если бы вы знали, как они прекрасны! Придется верить на слово, так как вирус моей поэзии убивает любая, даже самая минимальная форма публичности, дневной свет и чужое дыхание.

А есть ведь еще сны, которые ни рассказать, ни пером описать. Язык - та самая моделирующая система, что в прямом и переносном смысле загораживает нам небо. Слова и жанры - это тучи или облака.

Дмитрий Бавильский

=========================================================================

Аннотация

Натали Саррот

Откройте

Фрагменты книги

Перевод с французского ИРИНЫ КУЗНЕЦОВОЙ

Натали Саррот, участница литературных битв середины столетия и ниспровергательница традиционных форм, оказалась в 80-е годы в числе классиков и даже в списках кандидатов на Нобелевскую премию. Однако уже не как представительница бунтарской группы "нового романа", объединившей на время очень непохожих друг на друга писателей, а как независимый прозаик, создавший собственный стиль, не укладывающийся в рамки никаких школ и направлений. Этому стилю Натали Саррот осталась верна навсегда: французские критики называют его литературной константой века. Он несет столь явный отпечаток ее авторства, что подражать ему невозможно, не рискуя быть обвиненным в плагиате.

Главная установка, от которой она отступила лишь однажды, в автобиографической повести "Детство" ("ИЛ", 1986, No 12 ), -- пробиться в такие пласты сознания, где не имеют значения психологические и социальные параметры конкретной личности.