Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё

иди и обижайся на ветер!
на ливень с градом, на листопад,
на звёзды дуйся: дескать, и светят,
и падают не больно впопад,
а нет — иди, воспитывай штили,
злись на прилив, ворчи на капель,
вини туман в неясности, или
отчитывай за резкость метель…
ты видел, чтоб пурга не сердилась?
кто осень приструнил, мол, не лги?
иль паводок кому доводилось
вести на поводке у ноги?
сравнения, положим, лихие,
да, видно, до других не дорос:
ведь женщина — всего лишь стихия,
какой с неё поэтому спрос…

Ты умеешь так улыбнуться, что мне не жить,
и сопишь во сне так, что хочется жить вечно.
И уже видно дно, нужно только в одно сложить,
ведь игра стоит всех на земле свеч, но —
ни несясь вскачь, ни на цыпочках семеня,
ты не сделаешься единственно дорогою,
ибо: Женщина — это то, что нежней меня.
А грубее меня — это что-то совсем другое.
Мне ужасно свезло: я живу на меже эпох
та — уже извёстка, а эта пока из воска.
Мне твердят: там, откуда ты и куда — бог.
Я готов согласиться… тут только одна загвоздка:
ту эпоху рвя, а эту дразня и мня,
я ищу лик, а навстречу одни лица.
Потому что Бог — это то, что честней меня.
Покажите честней, и я буду ему молиться.
И я торчу меж эпох и женщин, раззявив рот.
И хочу, чтоб и то, и это, и та, и эта.
Но на наших широтах не до таких щедрот,
и зима почему-то зимою, а летом — лето,
и ни в ту, ни в другую не падает бутерброд,
и висит, паразит, словно истина прописная
в том простом, что Женщина — Бог, и наоборот.
Два в одном… Для меня — в одном, а для вас — не знаю…

а когда-то я был настоящим —
воспаряющим и парящим,
и летящим, куда глядят;
и всё было гораздо проще,
я умел целоваться слаще —
обе тысячи подтвердят…
а ещё — не ещё, а тоже —
я не знал, что чего дороже,
так, не выяснив, и забыл;
а она всё одна и та же,
и оно всё равно до дрожи —
как когда настоящим был…
скоро я стану вовсе призрак,
это очень хороший признак
настоящести бытия,
потому что любая тризна
изначально всего лишь праздник
наступленья бес-смерти-я…
значит, что-то идёт как надо,
значит, вот и моя монада
обреклась меж других монад;
значит, хоть я и был зануда,
мне нашли упокой вне ада —
где-то самую малость над…
и когда наконец я стану
стопроцентно уже бывшим —
всё испившим, избывшим пыл, —
вспоминайте меня странным…
вспоминайте меня любившим…
ах, как странно я вас любил!

и сияла звезда, и не знала, кому
и зачем, но сияла, и было светло,
и от веку, всегда только мне одному
путь она осеняла и слала тепло
и я тысячу лет собирал этот свет —
так и сяк, тут и там, по глотку, по лучу,
и собрал, и чудесней сокровища нет
а и есть — я другого уже не хочу
и — иду и шепчу, и — бегу и пою,
потому что — могу, потому что — звезда,
потому что — отыщете в небе свою —
и научитесь
может быть
тоже
тогда