Сирил Массаротто - Сто чистых страниц

Как повезло бабушке с дедушкой… Наверное, такая привязанность существовала лишь в старину. Теперь человеческой любви хватает на несколько лет, а потом чувства улетучиваются — медленно, как пар, поднимающийся от чашки с горячим шоколадом. И ты этого даже не замечаешь.

Смогу ли я через тридцать или сорок лет любоваться океаном, держа за руку близкого человека?

И кому я хотел бы протянуть свою сухую, морщинистую руку?

Передо мной возникает лицо Клариссы. Удивительно, что я подумал именно о ней. Казалось бы, что у нас общего? Всего одна ночь, которую я даже не помню. Есть, правда, еще кое-что: ужин у нее дома, ежедневные встречи на работе…

Надоело. Я хочу знать наверняка. Завтра же поговорю с ней, попытаю счастья. Если она откажет, хотя бы все будет ясно. Все-таки мне уже не двадцать, пора взрослеть.

Итак, как только она войдет, я возьму ее за руку и приглашу пообедать вместе. Она, конечно, поймет намек, и если я ее не привлекаю, у нее будет несколько часов, чтобы придумать вежливую отповедь.

Да, так я и сделаю.

— Здравствуй, Кларисса!

Она проходит мимо, не удостоив меня даже взглядом.

— Кларисса!

Ни слова. Я иду следом, захожу в ее кабинет и закрываю дверь.

— Что-то не так?

— Все не так. И ты прекрасно знаешь почему.

— Нет, объясни!

— Ах, так? Тогда скажи сначала, что ты об этом думаешь.

— О чем?

— Вот об этом.

Ее палец тычет мне в грудь.

— Что? Ты имеешь в виду мое сердце?

— Не сердце, а внутренний карман пиджака. Так называемый блокнот для записей.

— Все равно не понимаю. О чем ты?

— О словах, которые я в нем написала!

— Ты открывала его?

— Да, когда мы обедали и ты ушел платить! А я-то считала тебя тактичным… Ладно, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду!

— Нет, правда!

— Хочешь сказать, что с тех пор не открывал его? Или ты держишь меня за идиотку? Ты же постоянно крутишь в руках этот проклятый блокнот! И у тебя хватит совести заявить, что не читал то, что я написала?

— Ты писала в моем блокноте?

— Да, на пятой странице! И пожалуйста, прекрати валять дурака!

Я открываю блокнот на пятой странице. Кларисса бледнеет…

— Не может быть…

— Что?

— Ты стер мои слова? И даже написал что-то сверху?

— Кларисса, я ничего не стирал, я…

— Дай!

— «Моя первая попойка»? Ты не только все стер, но еще и написал этот бред?

— Кларисса, послушай…

— Ты меня совсем не уважаешь… ты… ты…

Она не смогла закончить фразу. Ее голос задрожал, и она расплакалась. Как объяснить? Я встаю и пытаюсь обнять ее, но она отталкивает меня.

— Кларисса, не обижайся, я…

— Не трогай меня!

— Я мог бы объяснить, но ты все равно не поверишь. Я ничего не стирал. Скажи хотя бы, что там было написано?

— Ты правда хочешь знать? Там было написано: «Я люблю тебя…» Удивлен? А что еще я могла сделать? Снова наброситься на тебя, как в первый вечер? Я никогда прежде не осмеливалась так открыто демонстрировать мужчине свои чувства, и, поверь, это далось мне нелегко. Но прошло столько времени, а ты никак не ответил. Я пригласила тебя на ужин…

— Это был потрясающий вечер, честное слово!

— Не такой уж и потрясающий, раз ты не удостоил меня ответным приглашением. Очевидно, мне нет места в твоем мире!

— Все из-за того, что я сейчас живу не один!

— А, твой пресловутый кузен…

— Кларисса, все очень сложно…

— Напротив, все предельно просто! Я раскрылась перед тобой, а ты… ты ничего не сделал.

— Кларисса, я не осмеливался. Сам не знаю почему. Но я все обдумал и понял…

— Поздно. Моя любовь исчезла, как та запись в блокноте. Забавно, тебе не кажется?

— Кларисса… Я…

— Видишь, тебе даже нечего сказать… Отпусти мою руку и дай мне уйти. Дай мне уйти!

Я позволил ей уйти. Со своей нелепой правдой я выглядел бы идиотом. Как объяснить исчезновение этой записи? Признаться, что блокнот волшебный и только я могу писать в нем? Немыслимо. Значит, я снова один.

«Я тебя люблю». Кларисса написала: «Я тебя люблю». Не может быть. И мой чертов блокнот стер именно то, что я больше всего хотел увидеть.

Конечно, я понимаю Клариссу. Теперь моя задача — найти более-менее рациональное объяснение, выслушав которое она простит меня, а я смогу сказать ей то же самое. Сказать, глядя в глаза.

Джулии я постоянно признавался в любви. Причем всегда, когда мы занимались сексом. Я не замечал этого, пока однажды она прямо мне не сказала.

Я люблю тебя. Если бы люди не придумали эти три слова, половины фильмов и трех четвертей книг просто не существовало бы.

Пытаюсь вспомнить, от кого впервые услышал эти слова, но ничего не идет в голову. Может, от маленькой соседки? Когда мне было лет семь или восемь, она говорила бабушке с дедушкой, что влюблена в меня, а мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Да, думаю, от нее. Я помню ее косички и светлые волосы. Или темные… как-то я уже не уверен, что хорошо ее помню…

Меня гложет любопытство, и я решаю вновь пережить этот момент. Еще недавно я не осмеливался потратить лишнюю страницу блокнота, но теперь стал смотреть на вещи по-другому.

Буду использовать воспоминания как придется, вплоть до девяносто девятого. Неважно, потрачу я их за месяц или за несколько лет — главное, сохранить последнее на конец жизни, как я и задумывал.

Мне даже хочется быстрее дойти до предпоследней страницы! Тогда я спрячу блокнот в надежное место и перестану думать о нем. Больше не буду нервничать из-за того, что приходится постоянно носить его с собой, и смогу отделаться от страха, преследующего меня, как человека, выигравшего огромную сумму в лотерее. Я видел, что случилось с дедушкой, а в последнее время все замечают, что и я выгляжу странно: нервно тереблю блокнот, потом убираю в карман, через пять минут снова достаю и так далее. Даже Мик забеспокоился, решительно заявив: «Тут что-то роется!»

Кроется, Мик! Не роется, а кроется.

Решено. Буду использовать воспоминания как получится, но последнее оставлю на потом. Думаю, это правильное решение.

А начну я прямо сейчас. Очень уж хочется увидеть личико девочки, чье имя я позабыл, но которая, как я прекрасно помню, первой призналась мне в любви.

Когда темнота рассеивается, я слегка удивляюсь. Перед глазами словно туман. Вначале я надеялся, что это пройдет, но воспоминание продолжается уже минут пять, а передо мной все та же дымка, сквозь которую я с трудом различаю люстру. Не уверен, но, по-моему, я лежу и широко открытыми глазами смотрю в потолок.

Ничего не происходит.

Может, я в больнице? Но вроде бы в детстве мне не приходилось серьезно болеть.

Тогда где я? Что это за воспоминание? Неужели блокнот не всемогущ?