Иселин Херманн - Домино

Их отношения носят скорее товарищеский характер, но ведь не очень хорошо, когда любовные отношения переходят в дружбу. Иногда она с грустью думает о том, что Франсуа — ее лучший друг, а с друзьями любовью не занимаются.

Он работает. Много работает и всегда рано ложится. Раньше, чем она. Даже когда у них гости. Мне это неинтересно, говорит он; на его прикроватной тумбочке лежит альбом для эскизов. Его работа важнее того, чем занимается она. Он — художник, она — ремесленник. Он создает картины, она их видит; он отражает то, что есть в его душе; она запечатлевает то, что уже существует. И не потому что она не знает, что один и тот же мотив, одновременно запечатленный двумя фотографами, — не одна и та же фотография, и не потому, что фотографом может быть кто угодно — так она ни в коем случае не думает, но Сабатин — фотограф особого рода. Она воспринимает мир таким, какой он есть, а ведь все зависит от глаз, которые на него смотрят. И то, что видит она, часто несет в себе красоту. Во время отлива Индийский океан превратился в бирюзовую полоску там, вдалеке, где он сливался с кобальтовым небом, а женщины, собиравшие водоросли, были словно разноцветные бабочки. Эта картина уже существовала в мире. Существовала многие столетия. Она просто это увидела. Сейчас ее фото часто воспроизводится, если речь заходит о Занзибаре. Она фотографирует деятелей искусства, таков ее круг общения. Она видит людей. Они чувствуют, что их видят. Она может заставить людей, которых фотографирует, светиться. Когда устанавливаются определенные отношения, взгляд начинает взаимодействовать с фотографом. Она не противник, она — посредник. Хороший фотограф видит именно эту ситуацию, эту хореографию, эту точку пересечения времени и пространства, именно эту черту характера в определенную долю секунды. Она вытаскивает их из череды жизненных ситуаций и превращает в историю. Сама того не сознавая.

Сабатин никогда не перестанет очаровываться фотографией. Для нее это некий момент времени. Промежуток между двумя ударами пульса. Бесстрастие посреди взбудораженного мира. Она не может перепрыгнуть через лужу, не подумав о кадре Картье-Брессона, изображающем мужчину, который перепрыгивает через лужу. Она почти подражает ему, когда делает это. Она часто корит себя за то, что ее глаза сами по себе не фотоаппарат, как, например, сейчас, когда мужчина идет между двумя женщинами, каждая из которых несет зонтик. А он без зонтика. Merde! Это он. Не раздумывая, она заходит в магазин.

Вам помочь?

Гм… Спасибо, я сначала посмотрю.

К сожалению, надо признать, что довольно сложно надолго задержаться в магазине, где идет ремонт, и этот приветливый рабочий как раз занимается тем, что красит стены. Здесь ничего не продается.

Спасибо. Сабатин заходит в следующий магазин, который, как ни странно, открыт. Сегодня же воскресенье. Но в этом магазине последний день распродажи.

Эти не покупайте, звучит уже знакомый голос, его голос, доносящийся из двери. Это не ваш стиль. Он снова закрывает дверь.

А он весельчак. Но продавец, похоже, так не думает и очень сердится, когда женщина в красном пальто говорит «спасибо» и уходит.

На нем сегодня нет плаща, наверное, поэтому она его сразу, да еще и на расстоянии, не узнала. Сейчас он далеко, бежит по авеню Трюден. Скучная и безжизненная улица, соединяющая улицы Дюнкерк и де Мартир, ни одна из которых, к счастью, не скучна. Особенно если тебя только что отговорили покупать ужасные туфли.

Он следит за ней? С таким же успехом можно сказать, что это делает она. И откуда он может знать, какой у нее стиль? Ей не хочется просто идти домой, поэтому она решает немного прогуляться. Мужчина в комбинезоне моет окна. Его салон остался без вывески на шесть недель, но он больше не сердится. Или не злится. Скорее, это кажется ему забавным.

Извините ради бога за вывеску! Первое, что она говорит при встрече. Он поворачивается.

Да ладно, не так уж вы и виноваты.

Cherchez la femme! [7] Ищите женщину! (фр.) — смеется она. Собственно, я приходила вчера поменять время маникюра.

Сейчас не могу. Мне надо отмыть эту гадость, а потом у меня гонки. Позвоните мне завтра. Чарли не тот мужчина, который долго сердится. Большой плюс в людях.

12.50. Эрик делает покупки на 835 евро и 15 сантимов в аптеке на улице Фобур Сент-Оноре и получает от мадам деньги наличными.

13.17. Роз покупает детское пюре, и — после небольших трудностей в примерочной с Лулу — нижнее белье. Розового цвета. Все в «Monoprix».

16.30. Манон покупает зарубежную прозу в «Laffont & Fixor» на улице Каннет.

18.12. Токе покупает розы на 17 евро для своей подруги, которые он позже оставит под ее дверью.

18.15. Зефир покупает тюльпаны на 21 евро для своей жены.

Зэт не покупает ничего.

Сабатин купила продукты, чтобы приготовить что-нибудь из тайской кухни. Она ставит покупки в коридоре и слышит, как Фредерик в комнате болтает со своим товарищем. Франсуа работает. Окна его мастерской выходят на улицу. Он всегда пишет под музыку.

Она заглядывает. Я дома! Она всегда говорит это одинаково. И всегда как будто поет. Но не отдает себе в этом отчета.

Так она сообщает, что вернулась домой. Это она унаследовала от отца.

Что это за музыка?

Ты уже спрашивала.

Я знаю. Но она такая красивая, что почти невозможно слушать.

Это Шуберт. Трио для фортепьяно Es-dur. Франсуа стоит к ней спиной. Рассматривает то, что сделал сегодня. Не поворачиваясь.

Она подходит и обнимает его за талию. Сзади. Он все равно не поворачивается. Толстый ли Франсуа? Да, люди, которым надо было бы описать его, наверное, сказали бы именно так. Но Сабатин смотрит на него как на Франсуа — отца своих детей. Как на Франсуа, у которого седые, непослушные, густые волосы. Как на мужчину.

Я купила продукты, чтоб приготовить что-нибудь из тайской кухни.

Мы можем подождать часок с ужином?

А Колетт у Клаудин?

Семейная жизнь — это схема, которая никогда не работает. Но женщин это, наверное, волнует больше, чем мужчин. Во всяком случае, Франсуа не знает, кто у кого. Это не так уж важно, так как это вопрос о третьем или пятом этаже. Эти две девочки в любом случае в своем собственном мире. Здесь, в этом доме. Они лучшие подруги с детского сада, и их ликованию не было предела, когда они узнали, что будут жить в одном подъезде. Они играют. Без устали. С разными костюмами. Они могут быть кем угодно: китаяночками с перевязанными ступнями или бродягами в ботинках своих отцов, переодетыми принцессами и детьми-сиротами. Колетт и Клаудин постоянно придумывают мир, выдумывают себя и друг друга. И не задумываются о том, что придет время, когда они не будут видеться каждый день. Это единственное, чего они не могут себе представить. А все остальное для них возможно. Фредерик сидит в своей комнате и болтает с приятелем. Два серьезных тринадцатилетних мальчика так же закрыты от внешнего мира, как магазины во время ремонта.