Иселин Херманн - Домино

Колетт ошибается. Многие из них замечательные. Одна позже будет превращена в плакат, который развесят во всех книжных магазинах страны. Она думает о том, чтобы сказать детям, что они не должны рассказывать Франсуа о цветах, но достаточно умная, чтобы этого не сделать. В первый раз в жизни ей подарили такой большой букет. И никогда раньше она не была зла из-за того, что ей подарили цветы. Что он там себе думает?

Мадам Флёри, напротив, обрадовалась, когда он протянул ей первые в этом году фиалки, хотя она и пытается сделать вид, что это само собой разумеется. Еще бы!

Он бы хотел подарить ей немного длинных розовых роз, но он купил все, что были, и отдал их Сабатин, потому что ему очень хотелось и он просто не мог этого не сделать. Покупая фиалки, он думал о другом. О том, чтобы задобрить мадам. Получилось.

Эрик, несмотря на наши маленькие стычки, я решила, что мы продолжим сотрудничество.

Простите? Я не понимаю, как вы можете называть это сотрудничеством. Ваша часть работы в любом случае минимальна.

Ваша не намного больше. Кроме того, моя часть уж точно самая тяжелая, а именно — старость и слабость. Ну, ладно!

Сегодня они идут на вернисаж в Галерею Маэ. Мадам покупает гравюру присутствующего там художника. По дороге домой Эрик спрашивает, понравилась ли ей работа.

Нет, определенно нет.

Зачем же вы ее купили?

А кому еще нужны мои деньги? Защита кошек и кладбище собак — самые патетичные вещи, на которые обеспеченные одинокие люди могут тратить деньги. «Юнисеф», «Спаси ребенка», Красный Крест… это же чистый обман. Пока деньги доходят до нуждающихся, их становится меньше, если они и вовсе не оказываются в карманах бюрократов. Нет, Эрик, я не очень доверяю людям, но мне нравится, когда меня окружают радостные лица. Кроме того, я совершенно ничего не имею против того, чтобы прославиться. Понятно?

Здесь трудно что-то не понять, и они молчат, пока едут вверх на лифте. Он вешает ее пальто, она погружается в шелковый диван. Странно, Эрик. Если бы смерти не было, то я обязательно придумала, как умереть.

Можно подумать, что счастье связано с влюбленностью. Этим внезапным и непредсказуемым прыжком в самую основу жизни. Но в Париже понедельник. Почти вечер. Фотограф. Какая угодно, только не счастливая, потому что хочет быть только в одном месте. В единственном месте, в котором она быть не может. И недалеко оттуда мужчина, который ходит по комнате и вокруг своего стола вместо того, чтобы сесть и дописать рассказ. А ведь это работа, которую он обычно сдает так же легко, как читатели ее забывают. И вот другая женщина, которая, если нальет себе еще из квадратной бутылки, стоящей у нее на тумбочке, то совершит какую-нибудь глупость. Что-то, что она обещала ему никогда не делать. Это относится к телефону, который стоит у телевизора. Роз считает, и это, наверное, довольно характерно для ее состояния моментально расширенного сознания, что существует очевидная связь между бутылкой, телевизором и телефоном.

Женщина с изящными икрами. На диване. Знакома ли она с влечением и что она об этом знает? О чем она думает? Было ли ей когда-нибудь нужно просто услышать его голос? Сейчас! Или она вышла за него замуж, потому что он утешал ее и был с ней после того, как ее родители разбились. Или ей льстило то, что все их знакомые говорили, что они красивая пара ?

А одна подруга сказала ей, что их будущие дети наверняка будут красивыми? Вышла ли она замуж, потому что так делают все?

«В былые времена», говорим мы и тем самым можем подразумевать действительно очень далекие времена, делая более или менее корректную отсылку ко всему, начиная с доисторического периода до раннего Ренессанса и Французской революции. «В былые времена, когда мы ездили с детьми за город по выходным», может сказать только что разведенный, говоря о прошлом лете. «В те времена, когда мы все еще использовали дискеты» и, конечно, «тогда, до 11 сентября». Это не те мысли, которые приходят в голову Роз, когда она сидит здесь, перед квадратной бутылкой, перед мелькающим экраном и немым телефоном. Просто она так сильно скучает по тем временам, когда у них была своя собственная азбука Морзе с фонариками из окна в окно ночью, как только начинало темнеть. Как дети. Как двое тайных влюбленных: «-.-» = «Я скучаю по тебе». «…» = «Спокойной ночи» и секретным «-..-». Роз достает свой большой черный фонарь. Батарейки протекли и не пригодны для использования. Когда она вставляет новые, то понимает, что помнит только эти три сигнала. Во всяком случае, сейчас. Но в былые времена у нас было больше двадцати пяти! А когда-то и еще больше. Токе, почему ты не отвечаешь? А?

Он не отвечает. Свет горит в его комнате, шторы сдвинуты. Уже полночь. Он сидит за своим письменным столом. Смотрит в потолок. Перед ним открытый блокнот, и половина предложения аккуратно написана в верхней части страницы. Сегодня понедельник. Нет, вторник. Увидятся ли они сегодня? Руки на столе. Ладонями вверх. Ее бедра. Губы, уткнувшиеся в его ладонь. Он должен писать. Не думать о ней. Думать о всяких пустяках, о пустяках, которые ему нравятся, всегда было хорошим способом освободить голову. Вот монета, которая у него все время в кармане, лира с дыркой посередине из какой-то бывшей североафриканской французской колонии.

Его автоматический карандаш. Маленький и острый. Его мелкий почерк. Многие считают ненормальным, что человек может писать так мелко. Игрушечная машинка Morris Mascot в масштабе 1:21 стоит на полке позади него. Человечки «Lego» и пальчиковые куклы, которые всегда у него в кармане и которые доставляют огромную радость маленьким детям. У Сабатин не маленькая грудь. Маленькие вещи. Маленькие вещи, черт побери! Он думает принять ледяной душ. Капли воды на коже. Белая кожа. Ее кожа. Он бросает карандаш, а вместе с ним идею освободить голову. Но чтобы чем-то заняться, он ходит по комнате. Вперед и назад. Множество мелких вещей крутится в его мозгу, но ему неохота их собирать.

То, что Сабатин не может спать — мягко сказано. Она совсем не спит, лежит в темноте с открытыми глазами. Такого у нее еще никогда не было. Влюбленность, которая привела к тому, что она и Франсуа поженились, имеет лишь языковое сходство с тем, что происходит с ней сейчас. И из-за чего она не может успокоиться. «Вне себя» — очень правильная формулировка. Когда она влюбилась во Франсуа, все было так просто и очевидно. Влюбленность перешла в любовь. Превратилась в совместную жизнь. Перешла в будни. А это — драма. Оккупация. Безумие. Имела ли она в виду то, что сказала вчера в кафе? Может ли она уйти из его жизни? Есть ли в ней эта сила? В состоянии ли она выбраться из магнитного поля? Она скучает по нему, по его взгляду, по его запаху, по его движениям, по тому, как он держит вилку. И она ненавидит это.