Сергей Борич - За кулисами Apple, iЛИ Тайная жизнь Стива Джобса

Знаете ли вы, что Эл является завсегдатаем психиатрических клиник? Его уже накачали лекарствами по самые уши. Поэтому он и говорит такие вещи. Как только действие медикаментов заканчивается, у него возникает очередная сумасшедшая идея, а мы должны, высунув язык, бегать и искать его психиатра, чтобы ему опять что-нибудь вкололи или засунули в смирительную рубашку.

— Хорошо, — говорю я. — Если Эл не будет участвовать в выборах, то я, возможно, поддержу Джерри Брауна. Или Ральфа Нейдера. А может быть, и Обаму.

— Стив, дорогой, вы можете поддерживать хоть Осаму бен Ладена. Нацепите на себя его предвыборные плакаты и устройте шоу с танцами на перекрестке. Мне от вас нужны только деньги. Все очень просто. Если вы заплатите, я вам помогу. Если нет, то нет. Понятно? Кстати, что это вы нацепили какие-то дурацкие очки, словно хиппи? Вы хоть знаете о существовании контактных линз?

Теперь уже я открываю рот в изумлении. Никому не позволено потешаться над моими очками, как у Джона Леннона. Никому и никогда.

Некоторое время я просто сижу, уставившись на свои руки, и пытаюсь сохранять спокойствие. Дерр, который хорошо знает, как я отношусь к своим очкам, тихонько говорит мне:

— Стив, что бы там ни было, успокойся. Хорошо? Успокойся и забудь.

Но я ничего не могу с собой поделать. Я встаю и говорю:

— Леди, позвольте сказать вам пару слов. Я вырос в этой Долине. И у нас здесь не принято, чтобы кто-то со стороны приезжал и разговаривал с нами подобным образом. Вы видите людей, собравшихся в этой комнате? Мы создаем вещи. Ну, за исключением пары присосавшихся паразитов. Но я говорю о большинстве. Мы инженеры. Мы те самые люди, которые своими руками создали этот долбаный интернет. Вы это понимаете? Лично я прошел уже все огни и воды. Меня увольняли из моей же собственной компании. Я пережил рак. Я изобрел iPod. И я вас не боюсь. Позвольте высказаться откровенно. У меня пять миллиардов долларов. Если вы хотите получить часть этих денег, то надо прийти и попросить . Не потребовать, а попросить , как это делал ваш муж и все остальные. Вам это понятно?

— Ну что ж, — говорит она, — благодарю за приятную беседу. Знаете, у нас в Вашингтоне есть такая вещь, которая называется этикетом. Слышали об этом?

— А у нас в Калифорнии, — отвечаю я, — есть такая вещь, как аэробика. Вам это тоже не мешало бы знать, потому что, откровенно говоря, у вас слишком жирная и отвислая задница. Точнее говоря, трудно даже сказать, что это одна задница, потому что она больше похожа на два мусорных мешка, наполненных овсяной мукой. Я серьезно.

Лицо у нее начинает дрожать. Я готов поклясться, что стоящий рядом Билл еле сдерживается от смеха. Все остальные молчат.

Наконец, в дальнем конце стола поднимается Т. Дж. Роджерс и начинает медленно хлопать в ладоши. К нему присоединяются и некоторые другие. Вскоре уже все собравшиеся аплодируют и скандируют: «Стив, Стив, Стив». Кроме Дерра, разумеется, который находится в полной прострации, так как только что развеялись все его надежды занять пост Госсекретаря.

Клинтоны и Сорос направляются к дверям, а Дерр семенит за ними, извиняясь и упрашивая их остаться, на что Хиллари отвечает:

— Катись ты, козел, и больше никогда не звони мне.

В дверях Хиллари показывает всем нам поднятый палец. Мы хохочем и отвечаем ей тем же. Спасибо, леди, за то, что приехали к нам в Калифорнию. Милости просим в любое время!

Мы выходим из дома мимо Дерра, который стоит в фойе совершенно разбитый. Ведь ему так хотелось стать членом кабинета. Дерр фальшиво улыбается нам и говорит:

— Спасибо, ребята, что пришли. Всегда рад вас видеть.

Подойдя к своей машине, я вижу, что кто-то, проходя мимо, сделал ключом царапину на двери. Без шуток! Я уверен, что это кто-то из Клинтонов, скорее всего, Хиллари. Жирная задница.

Не успеваю я отъехать и на милю, как звонит мобильный телефон. Это Том Боудитч. Он уже узнал, что произошло.

— Малыш, — говорит он. — Ты сам себе злейший враг. Тебе это известно? Ты умудрился еще больше усугубить положение.

Я слышу, как рядом с ним играет музыка. Слышен девичий визг и кто-то кричит по-русски.

— Ты где? — спрашиваю я.

— На Черном море, неподалеку от Сочи. Я на своей яхте. — Посудина, которую Том называет яхтой, представляет собой громадный корабль длиной почти в сто метров. Она обошлась ему в сто миллионов долларов. Русских девушек она привлекает не меньше, чем свет лампы ночных мотыльков.

— Тебе нужен адвокат, — продолжает он. — У меня на примете есть один.

По его словам, этот парень из Нью-Йорка представлял в судах интересы многих банкиров и биржевых аналитиков, которые сели в лужу после краха интернет-компаний. Он также консультировал Марту Стюарт и некоторых руководителей компании «Enron». Он берется только за дела особой важности и при этом всегда остается за сценой.

— Поверь мне, — говорит Том, — лучше его не найдешь. Он вел дело Джона Готти. Дональд Трамп постоянно обращается к нему, чтобы тот уладил очередное дело о сексуальных домогательствах.

— Я еще удивляюсь, как он находит время на все остальное.

— Мне это тоже удивительно. Послушай, будь готов раскошелиться, потому что этот парень стоит бешеных денег. Но, как я уже сказал, он самый лучший. Это чистый дьявол. У него мертвая хватка. Он вырос в Бронксе, и может даже мешок с битым стеклом оттрахать так, что тот стонать будет.

— Обязательно захвачу такой мешок на встречу с ним.

— Он сам к тебе приедет. Я уже послал за ним свой самолет. Он помешан на секретности, поэтому заедет к тебе домой, а не в офис. Согласен? И не говори потом, что я тебе не помогал.

Этого парня зовут Бобби ди Марко. Да, именно Бобби, а не Роберт или Боб.

— Некоторые зовут меня Бобби Ди, — говорит он и долго трясет мою руку, не давая возможности вырваться.

Ему под пятьдесят, ростом он едва ли больше 165 см, и в ширину почти такой же. Его черные волосы гладко зачесаны назад, а на лице красуются большие усы, как у Херальдо Риверы. На Бобби синий костюм, по-видимому, очень дорогой, и от него сильно пахнет туалетной водой. В руках алюминиевый чемоданчик с замком.

Он называет меня «мистер Джоубс». Это одна из вещей, которые меня раздражают больше всего. Неужели я еще недостаточно известен? Неужели еще есть люди, которые не знают, как правильно произносить мою фамилию? Если этот парень так хорош, то почему он не побеспокоился о том, чтобы узнать мое имя?

Я вежливо объясняю ему:

— Моя фамилия Джобс.

— Ладно, — говорит он. — Отлично.

Короче говоря, он мне уже не нравится. Но кто говорил, что он мне должен нравиться? Я задаю ему свои обычные вопросы, как и любому, кого принимаю на работу: «Сколько раз вы употребляли ЛСД?» и «В каком возрасте вы потеряли невинность?»