Энтони Капелла - Брачный офицер

Джеймс по-прежнему продирался сквозь скопления требовавших проверки брачных дел, но теперь работа шла быстрее, так как он взял за правило отказывать всем желающим вступить в брак, если не обнаруживалось веских причин для разрешения.

— А пока, — говорил он Эрику, — ни одной не нашлось. По сути, теперь, наверное, только монашке и светит выйти за британского военного.

Эрик поморщился:

— Такое возможно?

— Теоретически.

Эрик вздохнул:

— Признаться, Джеймс, мне это как-то не очень…

— Мне тоже. Но приказ есть приказ.

Виолетта Картенца, 19 лет: рекомендовано отказать в виду «неряшливого ведения домашнего хозяйства». Серена Тиволони, 20 лет: «чересчур развязна». Розетта Марли, 24 года: «слишком вертлява». Наталия Монфредо, 19 лет: «чересчур суеверна». Теперь перед Джеймсом сидела и, скромно потупившись, отвечала на вопросы некто Мартина Фонтанелле; на столе, намеренно не замечаемый обоими, лежал набитый деньгами конверт. Джеймс встал, не притронувшись к конверту, и черкнул в ее деле всего одно слово: «взятка».

Сильвана Сеттимо, 20 лет: эта сразу и без обиняков сообщила, что она все еще девственница. Ход козырной. Если так оно и есть, как тут скажешь, что она девушка недостойная, тем паче проститутка. Но что-то настораживало в этих невинных, широко распахнутых глазках. Джемс сказал ей, что должен кое-что проверить и отправился пообщаться с ее женихом, веселым артиллеристом из Лондона. Тот подтвердил, что с Сильваной не спал.

— Мы оба хотим подождать до женитьбы, — сказал он. — Другие парни считают меня идиотом, раз я, как говорится, не прощупал товар до покупки. Но, уверен, мама тоже бы поспешности не одобрила. Пусть я не современный, такой уж я есть, да и Сильвана такая же.

Не удовлетворившись этим ответом, Джеймс обратился к военному врачу, который одалживал ему слайды для занятий с солдатами.

— Можно имитировать девственность?

— Чтобы обмануть мужа в брачную ночь или врача?

— И то и другое.

Врач задумался.

— Первое вполне возможно. А что вас, собственно, смущает в этой девице?

— Не верится что-то. — Джеймсу вспомнились его собственные полунамеки в разговорах с Джейн и затем внезапная откровенность ее письма. — Наверное, потому, — медленно произнес он, — что она это говорила без всякого смущения.

— Что ж, если хотите, могу ее осмотреть.

Сильвана охотно согласилась на медицинское обследование, и на какое-то время Джеймсу показалось, что он ошибся. Но после обследования врач позвал его к себе в кабинет.

— Вот вам ее девственность!

И вручил Джеймсу стальной поднос с маленьким пластичным шариком величиной с каштан.

— Вы шутите?

— Глядите!

Взяв скальпель, врач полоснул по шарику. После некоторого сопротивления оттуда внезапно хлынула темная кровь.

— Скорее всего, свечной воск, — предположил доктор. — Для мягкости растерли с оливковым маслом, затем из него скатали шарик нужного размера.

— А кровь настоящая?

— Да вы что! Иначе бы она свернулась. Впрочем, подделать кровь довольно просто.

— Да, уж на это они мастера! — заверил его Джеймс, вспомнив про священников и про мощи. — Здесь такие штуки в большом ходу. Интересно, когда читают вслух Библию, эта кровь так же пузырится, как кровь святого Джованни?

— Не знаю, откуда она шарик раздобыла, но ясно, стоило это немалых денег.

«Зи Тереза», как и прочие рестораны, закрылась, и у Джеймса теперь не было никакого спасения от кулинарных изысков Маллони, иными словами, никакого спасения от консервированной «Тушенки с овощами».

— Послушайте, Маллони, вы вполне убеждены, что вы повар? — спрашивал Хоррис.

Хорриса недавно подключили к работе их группы; майор Хеткот решил, что Джеймс заслужил право на некоторую помощь.

— О да. С ножом в руки родился, — мрачно отвечал Маллони.

Что, как пришло в голову Джеймсу позже, не было, по существу, ответом на поставленный вопрос.

Прикрытие ресторанов особенно болезненно переживал Слон — Джеффрис. Отлученный от своей высокоэффективной морской пищи, теперь супер-заряд для своего либидо он черпал лишь во всевозможных талисманах, и всякий раз, когда Джеймс его встречал, был то в новом ожерелье с ладанкой, то с новым амулетом или с брошью, приколотой ему непоседливой Эленой. Джеффрис полунамеками сообщил Джеймсу, что в последнее время почти перестал соображать, чего та от него хочет.

— Они тут проделывают такое, что англичанкам и не снилось, — признавался он. — Кое-что, ей-ей, просто закачаешься. И будь ты проклят, если не перевернешься наоборот и не проделаешь с ней то же еще разок.

Джеймс выдавил из себя сочувственный вздох.

— Понимаешь, — с тоской сказал Слон, — у Элены теперь возникла куча свободного времени. Закрыли школу, где она, вроде, преподавала. Когда работала, так хоть, по крайней мере, уставала. А теперь заведется, удержу нет.

— Если тебе надоело, — сказал Джеймс, — почему бы ее не турнуть?

Слон погладил усы, устремив взгляд в пространство.

— Легко сказать, старина. Легко сказать.

Они сошлись во мнении, что в тех редких случаях, когда Маллони способен дополнить их рацион солониной, Слону надо помогать, подсовывая добавки, поскольку теперь весь Неаполь твердо убежден, что именно этот продукт производит возбуждающий эффект. В солонинные вечера Слон сидел в одиночестве, с выражением твердой решимости поглощая свой ужин, а, отужинав, тотчас срывался с места, торопясь к своей возлюбленной, пока не иссякло действие мясной пищи.

Как-то вечером, он отвел вышедшего на прогулку Джеймса в сторонку.

— Гулд, как сказать: «По-моему, на сегодня уже выше крыши»?

— Примерно так: «Penso che dovremo fermarmi adesso».

— Ну, а это: «Поглядеть я не против, только сам, пожалуй, не буду»?

— Non mi dispiace guardare ma preferisco non partecipare.

— Спасибо.

Слон кивнул, расправил плечи и зашагал в темноту.

Джеймсу подумалось, что Слон едва ли так же трусит, когда совершает вылазку на вражескую территорию с каким-нибудь своим секретным заданием.

Несмотря на отдельные неудачи, Джеймс, однако, уже мог сказать себе, что наконец-то район взят им под некоторый контроль. Залежи бумаг, доставшиеся ему в наследство от предшественника, сократились до удобоваримых размеров. Жестяная коробка из-под печенья, некогда набитая купюрами малого достоинства, предназначенными для взяток и подкупа, теперь вмещала исключительно отточенные карандаши. Появился реестр посещений, который Карло и Энрико пока старались игнорировать. Джеймсу даже удалось разжиться одним серым металлическим шкафом для хранения документов, составлявшим его тайную гордость. Несмотря на ограниченность ресурсов и трудные условия, в которых приходилось работать, Джеймс добился некоторого успеха.