Дженет Уинтерсон - Пьеса для трех голосов и сводни. Искусство и ложь

Люби меня, София, этот очерк меня рукой, силуэт, рассказанный кровью. Возьми мою руку; что ты прочтешь на ней? Хронику долгой жизни и все забытые утраты. Но что остается, когда сказка рассказана? Что приведет тебя снова ко мне, если ты и так знаешь, что будет дальше? Только слова, изгиб красоты в полете, аркан, тугой и воздушный. Слова ради слов, они являются сами по себе. Слова, что выше информации. Слова, где нет сюжета. Сияющая рукопись, что освещает сама себя.

Читай меня. Сейчас же. Слова из твоих уст добавят тебе силы. Слова станут тобой. Читай меня вслух, пока не выучишь наизусть. Приподними лоскут кожи, и слово запоет. И на операционном столе – запоет. Погребенные, слова выгибают горбом могильные курганы. Пепел к пеплу, прах к праху, живое слово.

Шепчи моей душе. Есть ли она у меня? Нет другого объяснения моему томленью. Томиться: испытывать тягу к… ощущать страсть к… а еще что-то от горя, что-то от утраты, запертой в изменчивом мире.

О чем я томлюсь? Что, по-моему, я утратила? Подними взгляд. Десять миллиардов звезд и эта голубая планета. Когда-то мир был ограничен, скован реальными хрустальными стенами и настоящей небесной твердью. Звездный небосвод, крыша из звезд, щит этого выдающегося мирка. Его можно увидеть на фресках Кампо-Санто в Пизе. Раскрашенная игрушка в руках духа Логоса, через которого Господь все сотворил и научил пустоту говорить.

Я знаю, что для нас, живущих во тьме бесчисленных солнц, таких несомненностеи не существует. Подними взгляд. Черное небо ширится. Что я в нем?

Я не прошу утешений. И не претендую. Я не прошу утешений, но не надо мне лгать. Почему я должна сосуществовать с необрутализмом вселенной, если это неправда? Почему должна мириться с тем, что есть либо материальное, либо ничего нет вовсе? Будь это правдой, я была б довольна своим местом, как животные. У животных нет представления ни о чем за пределами их собственных миров. Они не мечтают о том, чего не знают. Дайте зверю достаточно еды, нужный ареал, и он будет доволен своей жизнью, долгой или же короткой. У него нет чувства смерти. Он не смотрит на звезды.

Однажды я показала своему коту луну. Мой кот, луна в еле шевелящейся воде. Мой кот сунул в рябь лапу, ничего не обнаружил и ушел. Потом он поймал мышь и принес мне, пока я задумчиво смотрела в пруд. Мышь и луна. Для кота не вопрос, что замечательнее. По-своему кот прав. Но как быть мне?

Я не могу согласиться с тем, что мое томленье – по вещам и деньгам. Я могу желать их, но не томлюсь по ним. Получу их, и они не удовлетворят безбрежное алчущее пространство. А я хочу его наполнить? Дело не в том, что чего-то не хватает, а в том, что нечто не найдено. Возможно, что-то не вспомнено. Платон понимал это как тоску по времени до рождения, когда душа была освобождена от вульгарных нужд и телесных ограничений. Для Платона обязанность человека – помнить. Помнить все, что мы есть, перед лицом той малости, которой кажемся. Развитие души для души.

Это нелегко, поскольку есть множество ложных богов и каждый требует: «Смотри на Меня». Боги денег, боги славы, боги зависти, боги отчаянья. Все наглые боги материального мира, которые рядятся в ризы и претендуют на то, что сияют как золото. Логично было бы предположить, что, если мир действительно таков, обладания им – таковым – было бы достаточно. Самый богатый был бы самым довольным. Так? А самая знаменитая – самой счастливой. Так? Чем больше я имею, тем лучше становлюсь. Так?

Утешай меня, как Папу из рода Медичи, всеми материальными уловками. Пусть я обожрусь с золотой тарелки. Пусть тело мое отяготится самоцветами, добытыми потом и кровью. Пусть я буду жить в таких роскошных дворцах, что Небо зальется румянцем. Если материальная жизнь – это всё, то пусть всё и будет. Ничего не упускай. Принеси мне всё, чем только можно набить бездну. Я буду Мидасом, завязшим в тавтологии золота. Прогресс. Прогресс… может, прошлое было умнее? Корыстолюбивые монахи, на крысах вскормленные монахини, внушающая ужас власть Церкви в вони благовоний, что тщетно маскирует смрад. Прокаженные с трещотками и уродства отощалого человеческого облика. Все это, однако, дух. Дикие заскоки духа, что издевался над узами телесными. Не приходится сомневаться в отличии действительного мира от реального, осязаемого мира образов.

А что сейчас? Никакого золота. Но и никакого духа. Современное убожество, нечто новое в истории. Лучше быть попрошайкой на Ганге, чем расплющиться позолоченным колесом Запада.

Шепчи моей душе. Мы пришли издалека. Ну, вот. А пройденное расстояние важнее состояния путешественников по прибытии на место? Я объявилась здесь издалека так спешно, что не успела спросить, хочу ли я вообще здесь объявляться. Да и выбирать не придется. Едва я узнаю достаточно, чтобы начинать расспросы, – все на борт, отплываем. Общество в Кругосветном Круизе. Потрясающе, да? – куда б мы ни приплыли, все начинает походить на то, где мы уже бывали. Потрясение новизны? Забудьте об этом.

Забудьте. Настало время помнить. Время может идти назад. Может стоять неподвижно. К чему подталкивать по пути прогресса? Вместо прогресса читай – «технология». Тот же самый материальный мир, только в скафандре из ДНК. Как Бороться с Временем Техно-Способом. Пересадкой сердца. Новой любовницей. Новой машиной. Бомбой Побольше и Получше. Локализацией и уничтожением гена старения. Подтяжкой лица на сей момент. «Нинтендо» для детишек. Виртуальная Реальность для взрослых. Ешьте больше облученных продуктов. Вам дурно? Радиотерапия, химиотерапия, кишки вон, груди вон, наш робот позаботится о вас. Теряете волосы? Жизнеподобный парик и пикник на нашей фолликулярной ферме. Боитесь смерти? Полезайте в холодильник. Мы разморозим вас, когда сможем. Боитесь смерти? Новинка! Гроб с компьютерным управлением. Самоочищающийся.

Царство Небесное внутри вас.

Это было давным-давно. Рыба голубая и зеленая в розовато-лиловом море. Море чистыми цветами на корпусе. Темные корабли раскалывают красочное море. Темное море, бесстрастное над тонущим парусом.

Ранним утром прохладно. Солнце, еще светло-желтое, обесцвеченное, не оранжевое от жара. Солнечный шар подернут золотом, желто-оранжевый и красный, чем глубже день. Купи у меня золото, очищенное огнем, и одежды, вымытые песком. Она была бела, и в голове у нее – солнце. Ее следы не оставляли отпечатков.

На этом острове видений ум до блеска отдраен очищающим солнцем, а она собирает розы и бросает их в луну. Белое к белому, сброшенный цвет, побледневшие лепестки золотого дня. День меркнет, она – тоже. Что остается? Только не время крупицами под ее ногами. Мир сворачивается, как свиток. В начале было Слово. И в конце тоже.

Читай мне. Сейчас же. По строчкам, что нитью ведут тебя сквозь пещеру. Назад, вперед, бессмысленность времени для всех, кто не стремится ко времени. Все искусство относится к одному периоду. Определяй по акценту, не по хронологии. Спрашивай: «Куда падает ударение?» – но не интересуйся, где и когда, ты не антиквар. Искусство – не археология. Как я его узнаю? По исступлению. Как я узнаю? По его верности себе. Как узнаю? По форме. Здесь нет хаоса; уродливым крыльям отпор.