Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2005)

Вот так же она сидела, когда Марина читала ей свою поэму... Услышать бы другую версию их встречи, но не спросишь же...

Если Анна знает или хотя бы догадывается про них, про него и Марину...

— Помянем? — Евгений поднял свою рюмку и пригубил, не чокаясь.

Из его родных никого не убило. Он пил за Марину, а Анна за кого?

— Я — за Марину... — поймав взгляд Евгения, отчеканила Анна.

Как будто читает мысли. Он напрягся. Рука сама опрокинула в рот рюмку с коньяком. Расслабился.

— Когда она пришла ко мне, дикая от своих несчастий, я не решилась прочитать стихи, ей посвященные. Теперь жалею. Марина столько посвятила мне. — Анна говорила немного надменно, как бы отделяя себя и Марину, небожителей, от простого человека, Евгения.

Женщины мстительны... Но нападки всегда лучше, чем пресность, чем скучное терпение. И безопаснее, чем таимая до поры до времени злоба.

— “Невидимка, двойник, пересмешник...” — продекламировала Анна. — Это был бы ответ, хоть и через десятилетия. Но я не решилась из-за страшной строки. “Поглотила любимых пучина...” А вскоре и ее... — Анна выпила свою рюмку, медленно, глоток за глотком. Ее глаза заблестели, щеки чуть зарумянились, и, теребя коралловые бочонки, обнимающие ее открытую, чуть располневшую шею, она гневно продолжила: — Письма вскрывались, телефонные разговоры прослушивались, друг мог оказаться предателем... Говорят, она покончила с собой потому, что заболела душевно. Вранье! Бред собачий! Ее убило то время. Оно убивало многих. И меня. Здоровы были — мы. Безумием было окружающее!

Слова набегали одно на другое. Если слушать только ритм, мелодию ее речи, то можно подумать, что это говорит Марина. Правда, намного пафоснее. Общие слова описывают общую ситуацию.

Но — хороша! Помолодела...

— Я узнала, что в последний год Марина была жестоко влюблена... — Анна снова внимательно посмотрела на Евгения, но он был готов к провокации.

Не смутился, не испугался, а только зажегся.

— Она — влюблена, а он над ней издевался. Показывал ее длинные любовно-философские письма знакомым и говорил своей домработнице: “Когда придет худая старушка — меня нет дома”.

Анна выставила перед собой правую руку и стала ее рассматривать. Приязненно улыбаясь.

Женщины... Евгений лишь восхитился обеими, нисколько не задетый сплетней. Ревность — это негодование из-за того, что он-она делает что-то с другими, а не со мной... Жадность это. Преданная женщина нужна ему всего одна, жена, остальные — свободны. Пусть летают где и с кем хотят — так интереснее... Он даже порадовался за Марину. Способность снова и снова любить в ее обстоятельствах — это тоже гениальность.

— Нет! — вспылила Анна.

В ответ на его мысли?

— Я уверена, что женщина в любви не должна быть активной. Ничего, кроме срама, из этого никогда не выходит!

Евгений встал со стула, плотно закрыл дверь, сел рядом с Анной и обнял ее за плечи.

Она не откликнулась, не прижалась, но и руку его не сбросила. Пока еще не переключилась, не вернулась в настоящее. Он потянул на себя белую шаль, которая опеленала ее голые руки. Узелок шелковой бахромы застрял в бусах, и Анна чуть нервно принялась выпутывать его. Все еще не глядя на Евгения, она продолжала вести свою мелодию:

— Марина на этом стуле сидела и...

— Да-да, я знаю, — оборвал ее Евгений в мужском нетерпении.

— Знаете?! — Во вскрике Анны была смесь беспомощности и надменности. — Вы — знаете! — повторила она почти победно. Как обычная женщина, в гневе уличающая измену: так я и знала!

Анна рванула шаль. Бусы рассыпались, и бочоночки, спрыгнув с ее шеи на кровать, стали один за другим звонко шлепаться на пол и закатываться под кровать.

— Прошу вас уйти, — тихим голосом, спокойно и жутко выдавила она, когда бусиная дробь стихла.

На сегодня это — приговор, понял Евгений. На сегодня... Женщины так импульсивны...

Опять не испугался. И, конечно, не сердился. Сетовать можно было только на себя: ляпнул не подумав. С такой, как Анна, нельзя совсем уж расслабляться. На будущее — урок...

До поезда еще часа три. Светло, тепло. Воздух пахнет сиренью. Евгений не стал никого вызванивать, а углубился в Замоскворечье — вспомнил, как они гуляли тут с Мариной.

О ее последних днях старался не думать. Даже чуть погордился собой, посчитав, что сегодняшнюю жертву он принес в ее память...

13

В августе сорок шестого, приехав в Ленинград, чтобы держать корректуру своего сборника военных очерков, Евгений позвонил в Фонтанный дом. Потянуло, когда проходил мимо. После войны, после победы он всегда потакал своим желаниям. Кажется, что-то про мужа тогда было сказано... Что ж... Муж, если и есть, ему не помеха.

— Приходите, пожалуйста, поскорее. — Анна не посчитала нужным скрыть свое нетерпение. — Жду вас через двадцать минут, — дала она себе время на подготовку.

Евгений осмотрелся. На той стороне Фонтанки — цветочный магазин. Подходящая цель. По пути туда — для развлечения — составлял букет из цветочных строчек, вырванных из Анниного сада. Свежих лилий аромат... Дрема левкоя... Роза в граненом стакане... Радости мига и цветы голубых хризантем... Бензина запах и сирени насторожившийся покой... Последний луч, и желтый и тяжелый, застыл в букете ярких георгин...

Хорошо настроился...

На магазинном прилавке стояло цинковое ведро с белыми гвоздиками. Не взять ли все разом? Деньги есть. Нет, не годится: отдает купечеством...

У ворот посмотрел на часы — пять минут лишних. Рядом с проходной висела стеклянная витрина со вчерашним номером “Правды”. Почитать, что ли... Чтобы по-настоящему сосредоточиться, он уже пару дней не покупал газет и не включал радио, но раз под руку подвернулась...

Хм, опять за литературу взялись. Мысленно похвалил себя, что не высунулся с романом. Никто, ни одна душа пока не знает содержимого самой толстой сиреневой папки в его столе...

Постановление о журналах...

Мгновенно ухватил он несложную суть. Анна не арестована. Пока?

Мелькнуло и исчезло: не обойти ли беду стороной? Чужую беду...

Ну, нет!

Он вспомнил ее требовательное нетерпение — никакой тревоги в нем не было. Может, она еще и не знает?

Дверь открыла сама Анна. Протянула руку ладонью вниз — для поцелуя, а не для пожатия — и прошествовала в комнату.

Поблагодарив за цветы, принялась искать вазу. В одной руке — гвоздики, другой неторопливо открывает дверцу буфета и что-то там вяло передвигает. Явно думая о другом.