Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2007)

Еще он ждал прихода жены. Работа у нее была напряженная и нервная. Она приходила поздно. Озлобленная и безразличная. К ней подчас невозможно было подойти. Ему все время хотелось пожаловаться на страх, на тоску, на слабость. Но время жалоб прошло. Теперь это могло только раздражать, а не вызывать желание понять и посочувствовать.

“Конечно, кому нужно это нытье? Человек приходит с работы. Ему хочется оттолкнуться ото всего раздражающего и беспокоящего. Дом есть дом. Кислая морда никому не нужна”.

Жена переодевалась. Садилась ужинать у телевизора. Или что-то делала по дому. А он сидел у компа, делал вид, что занят чем-то интересным. И ждал, когда она к нему подойдет и хотя бы спросит о чем-то. Он сначала обижался, как ребенок, потом махнул на эти ожидания рукой. Жизни больного и здорового человека не пересекаются.

Ожидание прихода из школы маленькой дочери было уже постоянным. На какое-то время он занимал ее своими расспросами и разговорами. Потом детское брало свое, появлялась необходимость в играх с куклами или другими игрушками. В сферу игрушек он не попадал. Он вообще был неуклюж с детьми. Да и висеть над головой ребенка тоже неправильно. Он как-то попробовал дочери почитать стихи из какой-нибудь взрослой книжки. Выразительная гримаска неприятия была ответом.

Смешно, но он ждал, когда теща оторвется от своих дел в саду или в доме и позовет его обедать или ужинать. Диалоги при этом были краткими и обоюдно неинтересными. Иногда на него находило вдохновение, и он рассказывал теще какую-нибудь сплетню или что-то подобное. Она практически молча выслушивала его, редко поддакивала. Он заканчивал трапезу, и контакт прекращался. Он шел читать или залезал в Интернет. Она шла в сад, после мытья посуды, естественно.

Любопытно, но он ощущал, что стал осознанно ждать приезда матери. Она привозила фрукты, лекарства. Принималась его расспрашивать о самочувствии. Просто сидела рядом. Он расценивал это как стремление матери не упускать последние дни, месяцы его жизни. Она, наверное, понимала, что если не будет выходить из дома, то однажды ей сообщат что-то страшное и она не будет к этому готова. Мать часто звала сына к себе. Но сидеть в ее трехкомнатной клетке было невыносимо.

А еще он очень ждал электронных писем от друзей. Его инетный круг общения был достаточно широк, однако и здесь существовала постоянная необходимость напоминать о себе. Кроме того, понятно, что тяжело писать больному человеку. Надо или быть отвязным циником и лепить что попало в письме, или же писать осторожно, непременно справляясь о здоровье. Кому это надо? Тем более инетные контакты — вещь всегда постоянная.

Эсэмэски приходили только от одной его поклонницы. Она искренне желала ему добра и удачи. Втягивала его в разговоры. Он встряхивался ненадолго. Это не развлекало, а поддерживало его. Тем более не было ничего обязательного или закрытого в этих телефонных диалогах. И поэтому он ждал их.

Чего или кого он ждал еще? Трудно сказать. Его не тянуло в мир здоровых людей. Часовое пребывание в какой-нибудь компании изматывало его, и потом он буквально падал от усталости. Длительная беседа с залетным гостем производила тот же эффект. Круг был замкнут. Он догадывался, что основным его ожиданием было изменение его физического самочувствия. Появление хотя бы каких-то сил. С другой стороны, его мучило ожидание наступающей развязки со всеми прелестями стремительно развивающегося болезненного процесса. А самое интересное, что он ждал смерти не как чего-то ужасного или неимоверно трагичного. Так он ждал когда-то поездки в дальнюю страну, где живут незнакомые люди, говорящие на незнакомом языке. И где все хорошо и радостно. И спокойно.

Абонент временно недоступен

Олег и Надя плавали в ванне. Не плавали, конечно, а просто лежали в теплой воде, как-то привычно расположив ноги друг на друге, и разговаривали. Ванна была керамической, огромной, и лежать было очень удобно и приятно. Расслабуха. Коротко блямкнуло на полке. Это был мобильник. Олег специально положил его рядом, чтобы не бегать мокрым по дому. Пришла эсэмэска от Галины из Киева: “Как дела? Чем занят? А я щас у знакомых”. Олег вытер руку и набрал: “Напьешься? Голой будешь на столе танцевать?” В ответ блямкнуло: “Хренушки, не дождутся”.

Надя вопросительно смотрела на Олега.

— Поклонница с Украины.

— Галя которая?

— Угу, кстати, помнишь Татьяну из Владимира? Которую мы приглашали? Написала, что дважды брала билет и дважды сдавала его.

— Почему сдавала?

— Стесняется, думает, что в тягость будет инвалиду. — Олег хмыкнул.

— Пригласи Галю. Пусть приедет. Город покажем. Слава богу, разместить есть где…

— А прикольно, блин…

Олег сказал это и тут же забыл. Расслабуха.

С Галей они были знакомы вот уже три года. Столкнулись на чате. На вопрос: “А чем занимаешься?” — влобовую ответил: “Я великий русский поэт”. Последовало ехидное: “И где же можно полюбоваться на ваши произведения?” Олег скинул ссылку. После продолжительной паузы: “Все, п…ц, я попала…”

Олег знал кумулятивную силу своих стихов. Такие фокусы он устраивал неоднократно. Заявлялся как великий русский. Люди надменно-недоверчиво лезли на страницу и попадались. Становились читателями или поклонниками. Одна монструозного типа дама из Питера даже провозгласила себя председателем клуба поклонников Олега. Смешно. Через полгода куда-то пропала. И на письма не отвечала. Видно, игрушка надоела.

С Галей получилось другое. Она обладала врожденным чувством стиха. Ощущала его ткань. Грубо говоря, отлавливала фишку. Но прилепилось и нечто иное. То самое чувство влюбленности в ничто, в буквы, в фотографии, в паузы и недомолвки, в эсэмэсный треп. Олег почувствовал это при первых же нотках ревности, которые услышал в ее комментах и эсэмэсках. Или при болтовне по аське. Олег не любил этих бесконечных посиделок. Вообще не склонен был к долгим разговорам. Галя обижалась сначала, потом как-то забыла вообще об этом. Иногда перебрасывались письмами. Но одно дело переписываться с писателем-профессионалом, другое — с дилетантом. Скучновато. Оба ведь взрослые люди. Понимали, что дальше передачи мыслей на расстоянии дело не пойдет. Галя была моложе Олега лет на пятнадцать. Но обладала умом и житейской хваткой очень взрослого человека. И в то же время была романтична и порывиста. Олег не дурил девчонке голову (двадцать три года, девчонка — хе!). Прислал ей фотографию Нади.

“Она красавица! — верещала по эсэмэске Галина. — Теперь я тебя понимаю!”