Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2007)

Подошли девчонки с пакетами. Пошли выгружаться. Мы обнялись с Аней. И долго так простояли. Это было правильно и не вызывало ревности у жены. Это правильно было.

На другой день, вечером уже, пришли все, кто мог прийти. Притащили массу сладостей. А мне по вечерам всегда плохо. Начинает колбасить от химии и плохой работы почки. Я устроился на диване, откинувшись на подушки. Аня сидела рядом.

— Возьми меня за руку, — попросил я.

Аня придвинулась, положила свою руку на мою и стала осторожно поглаживать пальцы, ладонь, запястье. Я посетовал про себя, что у меня не в лучшую сторону изменилась кожа. Она истончилась, стала сухой и мелкоморщинистой. Анина ладонь была красивая, теплая.

Когда я вышел поговорить на кухню с мужиками, Аня последовала за мной. Она так и простояла, прислонившись к столу в другом конце небольшой кухни. В разговор не встревала. Только покуривала изредка.

Она продержалась поблизости от меня весь вечер. Я давно уже растерял привычки мачо и стал просто почти беспомощным человеком. Аня чувствовала это. Мне кажется, что она постоянно думала о том, что я могу упасть. И поэтому была рядом.

В день отъезда Ана появилась утром. Громкая и счастливая какая-то. Принесла подарок моей младшей дочери.

— А это тебе. — И положила мне на колени такую же, как в машине, собачку. Желтую, с мягкими коричневыми ушами. Я растерялся. Мне никогда не дарили игрушек. Дарили все, что угодно, но игрушек не дарили.

— Я назову ее Блонди, как тебе это?

— Пойдет. Очень хорошо.

— Я буду спать с ней. В обнимку.

Ответа не последовало.

Уже дома дочь, попрыгав вокруг изумительно голубого рюкзака, спросила, глядя на Блонди:

— А это кому, мне?

— Нет, — твердо ответил я. — Это моя собака. Мне ее подарили.

Дочь покосилась в сторону неимоверно большой кучи всяких животных, подаренных ей в разное время.

— Ладно. Я поношу ее немного и отдам.

Я согласился. В эту ночь я спал в обнимку с Блонди.

Распад

Вечером, часов в восемь, я хлопнул две таблетки фенозепама. Потом неожиданно часов в десять приехал приятель и привез немного травы. Я заделал косяк и выкурил его. Трава на меня, старого алкоголика, почти не действует. Просто захотелось спать. Утром проснулся не очень весело. Не от травы и не от таблеток. Просто впереди был день, который можно заполнить только чтением простых книжек или инетом. Инет не работал. Кисляк. Спиздили кабель на телефонной линии.

Я зарядил еще один косяк. Выкурил. Слегка помутнело в голове, наступило какое-то фальшивое спокойствие. И я понял, что схожу с ума.

Причем это происходит сегментарно. Сознание делится на несколько частей в этом случае. Первая часть отвечает у здорового человека за его душевное равновесие. Туда влезают здоровые дети и родные, новые автомобили, постоянный достаток, собственное здоровье, успехи на службе. Это обеспечивает то ощущение, которое я помню, — спокойное равновесие. Я даже место могу показать — чуть выше раздвоения груди, как раз над животом. Смешно.

Эта часть, основа, у меня провалилась в бездну. И ее, основы, больше нет. Когда она отсутствует, человек превращается в тревожное, плаксивое существо, которое можно напугать просто грубым голосом. Собственно, я и стал таким человеком. Этот провал с грехом пополам можно залепить каким-то творчеством. В моем случае это стихосложение и правописание. Заметил совершенно отчетливо, что написание чего-либо приводит к облегчению самочувствия и к кратковременному покою. Вроде сделал что-то полезное. Однако это ненадолго. Возвращается страх и безысходность. Бессилие возвращается. Писать много и хорошо любому удается редко. Я эти фокусы знаю, поэтому не пишу просто так, а пишу, когда уже срывает башню. Так точнее и резче получается. Поэтому и стихи такие веселенькие.

А самое интересное, что эта часть сознания, как хорошо отлаженное и отрегулированное оружие, работает без осечек. То есть сумасшествие не добралось пока до этой области. Если оно появится и здесь — все: посадка на наркотики обеспечена. И превратишься в овощ.

Это связано с тем, что нет защиты от страха. Человек всегда пребывает в том или ином состоянии тревожности и небольшого страха. “Как ребенок из школы доберется?” “Ой, а что это за новая родинка темная на правой сиське?” “Ой, а чем завтра оплатить кредит за машину?” И т. д. Ха-ха. Тоже мне страхи.

Когда половина органов не работает, нет надежды прожить и год, когда весь день состоит из мучений, связанных со всякими болями, — вот тогда и приходит настоящий страх. От него некуда деваться. Ружье в сейфе? — не подходит. Тяжелые наркотики — только временно. Трава — тоже дурь несусветная, как и таблетки. Выхода нет. Терпеть постоянное запредельное напряжение не-воз-мож-но. И поэтому я сошел с ума.

Любой нормальный верующий человек тут же скажет: молись чаще. А то я этого не делаю… Каждую минуту Бога вспоминаю. Вру, конечно. Это не совсем так. Но настроенность на это есть, и молитвы читаю довольно регулярно. Помогает. Но бездна открыта. Чаши весов не просто качаются, а перекосились намертво. Даже стрелка не шевелится. Я это вижу. Сумасшедшие видят многое из недоступного.

Мечтаю назад

Мечтать вперед, о будущем — страшновато как-то. Да и о чем можно мечтать? О том, что мои многочисленные друзья и поклонники моих ненормальных поэз и новелл найдут какого-то чудо-врача, у которого есть чудо-пилюльки, и я излечусь от своего хищного недуга? Да еще деньги на это найдут? (Свои давно уплыли.) Так можно мечтать об ангелах, которые поднимут тебя без твоего спроса и потащат куда-то в счастливое далеко. Причем захватят все, что мило сердцу моему: семью, дом, старую теплую кофту, шерстяные носки, компьютер…

Или можно мечтать о том, что завтра я проснусь совершенно здоровым, удивлюсь силе своего тела и выбегу на утренний короткий и веселый забег с последующим купанием в уже остывшей грязной реке… Во бред…

А еще мечтать или надеяться на то, что будущие кромешные процедуры будут не так болезненны и у сестер будут острые иголки, а у врачей — ясная голова и твердые, уверенные руки.

Мечтать о том, что не будет больше тяжелых операций. Они сами по себе не страшны — ты дрыхнешь под наркозом. Тяжелы последствия, которые длятся годами и не исчезнут уже никогда.

О чем можно еще мечтать вперед? Что мои книжки продадут за несколько миллионов долларов и я успокоюсь относительно будущего моей семьи. Нехилая мечта… Но я же сказал, что сошел с ума.