Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2005)

Александр Блок. 1. “На поле Куликовом”. 2. “В ресторане” 3. “О доблестях, о подвигах, о славе” .

О записях Блока надо говорить отдельно и подробно, что мы и сделаем в следующем обзоре, рассказывая о CD Шилова “Александр Блок и его современники” (2003).

Бернштейн записал Блока 21 июня 1920 года в гостиной Дома искусств. Александр Александрович читал наизусть, но держал под рукой книгу. Записав три стихотворения (запись всех трех не сохранилась), фонограф переключили на воспроизведение, и Блок послушал себя: “Как странно… слышать извне то, что обычно звучит только внутри!”

Думаю, для понимания органики, природы звукозаписи в реплике Блока чрезвычайно важно — это “внутри” .

Кстати, на упомянутой выше карикатуре Петра Троянского изображен среди прочих профессор-фольклорист Евгений Аничков. В дневниковой записи 1913 года Блок упоминает о фонографе, “машине для записывания разговоров”, которая была дома у Аничковых. Но ни Аничков, ни еще один хороший знакомец Блока, критик А. Измайлов (у которого тоже был фонограф), — поэта не записали…

Итак, сеанс продолжался более часа, было записано 15 стихотворений, из которых до нас, как слышим, дошло одно целиком и фрагменты двух других. Еще в 1940 году, когда блоковские валики попытались прослушать, специальная комиссия и сам Бернштейн признали их “не поддающимися для воспроизведения”.

“…Валики стерты до предела”. Только чуть слышный шелест — и все.

Дело в том, что в течение долгого времени голос Блока был пособием для студентов: эти записи включали бессчетное число раз, чтобы исследовать повышения и понижения, модуляции, ударения, вибрации, ритм.

Любая попытка их реставрации стала бы еще одним губительным воздействием на хрупкие восковые бороздки.

Но вот в середине 1966 года в реставрационной аппаратной Студии грамзаписи Шилов вместе с О. Шорр, Н. Нейчем и Г. Булочниковой получили-таки первую магнитную копию фонограммы одного из валиков. Далее продолжили работать уже с ней. И Блок зазвучал!

“…Сначала захватывала музыкальная ритмичность. Я понял, что имел в виду один из современников поэта, говоривший о том, как „мучительно хорошо” выдерживал Блок в своем чтении паузу. Потом я услышал и те „вздрагивания” голоса, о которых знал из мемуарной литературы. На первый взгляд противоречивые свидетельства современников: „упоительное чтение”, „бесстрастная ровность голоса в самых, казалось бы, патетических местах” — теперь объединились в моем сознании”, — пишет в своей книге Лев Шилов.

В процессе реставрации Шилов показывал то, что получается, современникам Блока и даже записал на магнитофон свидетельство Чуковского, который, повторюсь, присутствовал на записи: “Похож. Голос-то похож. И тембр, тембр похож…”

По совету Андроникова Шилов включил это свидетельство в ткань пластинки о Блоке, внутрь самой записи. Но здесь мы слышим только Блока, и это непростое слушание. Однажды я применил совет Льва Алексеевича — прослушивать треки несколько раз подряд, держа перед собой текст, — и теперь мне мистически кажется, что эта запись (худшая из всех!) звучит предельно ясно и внятно.

В марте позапрошлого года, на конференции “Эхолот”, Шилов взволнованно говорил о том, что он может бесконечно слушать плохие записи Блока и что потребность такого прослушивания лично у него только возрастает. Но вот потребности “общения” с Буниным как с личностью — через его запись (а Шилов свято верил, что именно голос лучше всего свидетельствует о личности и душе человека) — у него, Шилова, увы, нет.

В 1959 году, впечатлившись Всемирной брюссельской выставкой (французы демонстрировали в своем павильоне звуковые документы прошлого: голоса Роллана, Сент-Экзюпери, Элюара), литератор Борис Агапов писал в “Новом мире”: “У [Бернштейна] в лаборатории удалось мне услышать голос Александра Блока — напевное, как будто безразличное чтение стихов, полное не то печали, не то обреченности… Сохранилась ли эта запись? Переписана ли она с бедного воска?”

Впервые запись была опубликована в 1967 году, в журнале “Кругозор”. Сергей Бернштейн, к счастью, успел ее послушать с пластинки, а не с валика или магнитофонной ленты.

Над бернштейновскими валиками долгое время работала звукорежиссер Тамара Бадеян. Талантливая скрипачка, человек с абсолютным слухом, она, по свидетельству Шилова, помогла ему осознать тот факт, что активное шумоподавление не всегда идет на пользу записи. А голос Блока звучит здесь как будто сквозь сетку дождя.

Магическая сила этого ровного, как бы равнодушного голоса, “шум времени”, густой стеной стоящий за главным звуком, — до сих пор действуют на меня как чудо.

Андрей Белый. “Голос прошлого” .

По-видимому, это единственная сохранившаяся запись Белого, сделанная Бернштейном. Она тоже была включена в одноименную пластинку 1978 года.

Летит, поет его “Голос прошлого”.

Николай Гумилев. “Словно ветер страны счастливой…”.

Первая публикация оцифрованной записи Гумилева, до этого она выходила на малотиражной компакт-кассете4.

Гумилева Бернштейн записывал дважды.

Николай Степанович читал в Институте живого слова лекции по теории поэзии, а по вечерам вместе с коллегой Бернштейном чистил снег на Знаменской улице. Там, с лопатами в руках, они в феврале 1920 года и договорились о сеансе записи. Фрагмент стихотворения “Словно ветер страны счастливой…” Гумилев читает очень напевно, подчеркнуто ритмически аранжируя “подачу текста”. Кстати, как и в случае с Блоком (и не только с ним), записанные тексты имеют некоторые разночтения со стихотворениями, опубликованными в книгах поэтов.

На вторую запись, которая состоялась через несколько месяцев, он по просьбе Сергея Игнатьевича привел и свою бывшую жену. Ниже — ее раннее чтение.

Анна Ахматова. 1. “Смятение”. 2. “Прогулка”. 3. “Когда в тоске самоубийства…”.

Первая публикация записей Анны Ахматовой начала века.

В текстологическом отношении здесь замечательно то, что третье стихотворение, записанное, как и прочие, весной 1920 года, Ахматова читала как канонический текст. Лев Шилов знал, что позднейшая (и привычная для советских изданий) редакция, начинающаяся со слов “Мне голос был, он звал утешно…”, — именно позднейшая, вызванная временем и цензурными соображениями, но не самостоятельным решением А. А.