Иосиф Гольман - Хранитель Реки

– Ты как там? – спросил он у друга, глядя в зеркальце – Семен вроде чуть порозовел.

– Лучше, – ответил Мильштейн.

– Ну и отлично. Я тебя сейчас в больницу положу. И Агурееву позвоню, они вертолет пришлют.

– Слушай, Ефим, это очень опасная история, – тихо заговорил Мойша.

– В чем же ее опасность? – спросил Береславский, одновременно набирая номер Агуреева.

– Не знаю, – выдохнул задний пассажир.

– Ну вот, снова-здорово, – равнодушно пробормотал Ефим. – Ваши тайны меня уже достали.

Поговорив с Агуреевым (тот страшно разволновался), Ефим обратился уже к Надюхе:

– А ты что мне скажешь, детка?

– Вам лучше уехать в Москву, – тихо сказала Надюха.

– Слушай, девочка, – вдруг очень серьезно сказал Береславский. – Ты, конечно, очень умна и таинственна. А ты, – Ефим обернулся, насколько позволяла толстая шея, к заднему пассажиру, – очень профессионален и тоже очень таинствен. Но когда и куда мне лучше ехать, я сумею решить без вас, – неожиданно закончил он.

Уже через полчаса Мильштейн лежал в одноместной палате маленькой больницы. Доктор оказался на удивление толковым и цепким специалистом. Он в корне пресек намерение слегка ожившего Мойши продолжить самостоятельное путешествие.

– Вам повезло пережить этот приступ без обширного инфаркта. Два раза подряд повезет вряд ли.

Да Мильштейн и сам понимал, что в таком состоянии он не боец, а обуза.

На прощанье еще раз сказал Ефиму:

– Берегись. Будь осторожен. А еще лучше уезжай домой.

– Ты лучше скажи, чего беречься? – разозлился Береславский.

– Не знаю, – выдохнул больной.

– А ты в этого урода в черном стрелял?

– Две обоймы.

– Следов крови я не увидел, – раздумчиво произнес Береславский. – Все же машина неслась по кочкам.

– В мотоцикл же я попал, – очень тихо сказал Мильштейн и прикрыл глаза.

– А как ты понял, что этот человек – враг? – задал Ефим мучивший его вопрос. – Я же еще не успел тебе ничего сказать.

– Почувствовал … – невесело улыбнулся Мойша. – Родственную душу.

Мильштейну опять стало хуже, и вошедший доктор, пообещав взволнованному Ефиму полную сохранность друга, выгнал посторонних из палаты.

Ефим спустился на первый этаж, где в приемном покое его ждала Надюха.

– Поехали, зайка?

– Поехали, – согласилась девочка. Сейчас она совершенно не была похожа на ту девчушку-веселушку, которую раньше знал Береславский.

– Вадик с Ленкой волнуются, – переживала Надюха. – А если еще и мама с папой приехали, то совсем беда.

– Ничего, доедем быстро, всех успокоим.

«Лендкрузер» Мильштейна Ефим пристроил на стоянку, оставив ключ и квитанцию в приемном покое. Сам с девочкой дошел до «патруля».

Надюха была уже явно сонная. Он положил ее на заднее сиденье, как до этого – Мильштейна. Включил мотор, с удовольствием вслушиваясь в дробное рокотание дизеля. Потом не удержался и спросил:

– А зачем же ты ушла с этим человеком? – Он не сомневался, что девочка ушла с ним без принуждения.

– Это очень сложно, Ефим, – уже почти засыпая, ответила юная леди.

– Спасибо за честный ответ, – не слишком обиделся Береславский.

Он уже покинул Пудож и опасливо посматривал на черные облака, постепенно покрывавшие все небо. Если будет ливень, то скорость снизится. А еще будет очень плохо видно дорогу. Это крайне неприятно для любого, даже самого опытного водителя.

Нападения же нечистых сил он почему-то не опасался: сложно представить себе силу, пусть даже и нечистую, способную остановить на всем скаку двух с половиной тонную железяку. Отдавать же во второй раз Надюху кому бы то ни было, кроме ее родителей, профессор не собирался.

А тайны …Все тайное когда-нибудь становится явным.

Место:Прионежье, деревня Вяльма.

Время:три года после точки отсчета.

Рассказ подсохшего Ефима Аркадьевича (он все-таки успел промокнуть, пока бежал от машины до сеней) был выслушан присутствовавшими максимально внимательно. Но по его завершении никто сразу высказаться не захотел. Оно и понятно: радость от Надюхиного возвращения была безграничной, однако ни на один вопрос ответа так и не получили: кто напал, зачем напал? И главное: что будет дальше?

В итоге дискуссию начал сам докладчик.

– Я здесь человек новый, – скромно начал профессор. – Но мне кажется, что если все не поделятся друг с другом информацией, причем максимально полной, то опасность для Надюхи не уменьшится. И общую оборону, – теперь Ефим обращался непосредственно к Бакенщику, мгновенно распознав в нем главное действующее лицо, – так не выстроить.

– А вам это надо? – не вполне вежливо, с учетом предыдущих заслуг Береславского, спросил Бакенщик. Он был очень расстроен и угрюм.

– Что надо? – сначала не понял Ефим Аркадьевич.

– Общую оборону выстраивать, – довел свою невежливость до конца Бакенщик.

Береславский здорово разозлился:

– Если б дело не касалось ребенка, я бы не влез, – четко выговаривая слова, ответил он. – До ребенка – это были ваши внутренние игры, теперь – нет.

– Согласен, – подал голос и Вадик.

– С ними не очень-то повоюешь, – после некоторого молчания неохотно сказал Бакенщик.

– С кем «с ними»? – прямо спросил Береславский.

– Не знаю, – отвел глаза хозяин.

– Может, и не знаете, – теперь уже не деликатничал Ефим. – Но наверняка догадываетесь. И либо мы будем вместе, либо вы, скорее всего, потеряете дочь.

В углу тихо ойкнула Галина и вытерла одной рукой мокрые глаза. Другой она поддерживала спавшую девочку. Рядом с ними лежала огромная кукла, подаренная девочке Береславским.

– Я не знаю, кто они. Знаю, что всегда были. И мы всегда были. – Бакенщику явно трудно было подбирать слова. – Наверное, сложно поверить, но я не думаю, что это обычные люди.

– А вы обычный человек? – улыбнулся Береславский. – Спросите любого, только не лично, обычный вы человек или нет. И Вадик необычный. Что уж говорить про Надюху?

– Они придут снова, – устало сказал Бакенщик.

– И вы отдадите им девочку? – в лоб спросил Ефим.

Бакенщик, не отвечая, судорожно сжал огромные кулаки.

– Ладно, предположим, эти силы …скажем так, необычные, – начал свое логическое построение профессор. – Но я сегодня видел, как этот черт удирал от Мильштейна, сразу забыв про Надюшку.

– Вспомнит, – буркнул Бакенщик.

– Но ведь бросил же ее! Испугался Мойшу …то есть Семена Евсеевича. Простого советского человека.

– Вряд ли простого, – тихо сказала Галина.

– Вряд ли … – легко согласился Ефим, вспомнив глаза Надюшкиного нежданного избавителя. – Но, значит, с ними можно бороться!