Уолтер Керн - Мне бы в небо

На вечер я заказываю лимузин. Хочу посмотреть шоу пародиста. И я его увижу. При дневном свете я вновь совершаю набег на аптечку Алекс — если она меня застукает, я расплывусь в озорной обезоруживающей улыбке, которую усвоил только что, еще не успев придумать для нее контекст. Я хочу найти человека, который торгует «синей бутылкой» и купить шесть штук, если именно так она продается, а потом незаметно подмешать Алекс в бокал и отнести ее в номер, хихикающую, пьяную и готовую изобразить сценку с последней страницы «Хаслера», намазавшись ментоловым кремом для бритья.

И все-таки я опасаюсь, что Алекс не преуспевает. Однажды это станет обузой для такого сумасброда и сорвиголовы, каким сделаюсь я. Алекс уже упоминала, что некогда занималась связями с общественностью, — она заметила среди записей в музыкальном автомате песню группы, которую некогда представляла, — но так и не объяснила, каким образом покинула сферу пиара. Возможно, ее уход не был добровольным. Нам придется избегать данного конкретного эпизода и вообще любого поворота событий, к которому применимы такие слова, как «эпизод». Это будет нетрудно для меня, потому что я профи, но тяжело для Алекс, особенно когда она напьется и начнет путать мое сияние с теплотой.

Судя по тому как долго Алекс одевается, она собирается меня поразить, когда откроет дверь, так что, наверное, лучше включить музыку. Я перекатываюсь на другой край кровати, сажусь и рассматриваю ярко освещенные внутренности музыкального аппарата. Ищу что-нибудь легкое, старое, мелодичное, без особых ассоциаций с кем-либо из нас двоих. Всего лишь песня для коренных обитателей равнин, которые постигли многочисленные возможности мегаполисов, но все еще помнят поедание холодных куриных ножек в купальне и джигу, которую танцевал папа, когда выпьет чересчур много шнапса, — пусть даже на самом деле все было не так. Есть ли такая песня? Вызывающая воспоминания, но не слишком бурные? Которая уносит в прошлое, но не захлестывает целиком? Если да — такова моя тема. Для новой шумовой машинки.

Но ничего подобного нет на старом «Вюрлитцере». Я удивлен. Ни Синатры, ни «Бродвея», ни «Мотауна», ни жевательной резинки, только уйма мрачного альтернативного рока, столь любимого студентами, явный избыток кантри и (это уж никуда не годится) масса дурацких, заунывных и скрипучих, «песен протеста» шестидесятых годов. С тем же успехом можно выбрать что-нибудь наугад — опасная мысль, потому что именно этим я и занимаюсь, как будто идеи теперь зарождаются на кончиках пальцев и поднимаются в головной мозг. Выскальзывает механическая рука, достает пластинку, и звучит «Если бы у меня был молот» — я не могу убавить звук, потому что не вижу ни кнопок, ни табло. Именно та мелодия, которую я не хотел бы слышать, и, разумеется, Алекс именно в эту секунду открывает дверь, протягивает руки мне навстречу и спрашивает:

— Нравится?

Она идет походкой манекенщицы. Алекс как будто окунулась в черный лак, который все еще кажется влажным, и собрала прямые волосы в длинный, похожий на плеть, хвост, который угрожающе описывает полные круги, когда она наклоняет голову. Не знаю зачем. Туфли у нее — из тех, на которые не обращаешь внимания, видишь только ноги; общий эффект — экстравагантный женский силуэт, похожий на грудастые фигурки, украшающие кабины дальнобойщиков.

— Оцени, — говорит она. — Будь бесстрастен и суров.

— Десять — это сверхчеловеческое совершенство, и звучит неискренне, поэтому я скажу — девять целых семь десятых. Или восемь десятых.

Резкий пируэт, руки на бедрах. Потом в обратную сторону.

— Жуткая музыка.

— Ну так сделай с ней что-нибудь.

— Сегодня я не принимаю решений. Я — настоящая кукла Барби. Притворись, что феминистки не сжигали свои лифчики и что ты никогда не слышал слова «полномочия». Тебе, при твоей работе, это нелегко, но просто притворись.

— В последний раз ты хотела поговорить. Теперь это.

Выставляет бедро, проводит пальцами по бокам. Да-а, это заводит. И очень приятно. Выпячивает губы, наполовину опускает ресницы, гладит себя по заднице.

— Да. Единственная просьба — хочу длинную черную машину. Как на похоронах в Плэйбой-мэншн.

— Телефонная книга уже открыта на нужной странице.

Мы катаемся по городу и рассуждаем о предназначении, когда до меня доходит, что для Райана все будет навсегда разрушено, если он начнет излишне светить своей кредиткой — той самой, которой он зарабатывает мили, единственной, которую не взломали хакеры, потому что ее сменили, — и прежде времени проскочит отметку в миллион миль здесь, на бульваре Лас-Вегаса, с женщиной, одетой как бахрейнская секс-рабыня, когда сам он вдобавок настолько накачан таблетками, что просто не запомнит свою великую победу. Этого в планах никогда не было и не должно случиться. Образ победы уникален и слишком дорог мне. Во-первых, я один или с абсолютно посторонним человеком — это олицетворяет меня как клиента. Во-вторых, самолет летит над полями, пусть даже я их не вижу. Есть и еще кое-что — сонм условий, которые преследовали меня годами, но в последнее время я рационализировал список анонсов, чтобы не пропустить по-настоящему увлекательное шоу.

— Шофер, — говорю я — не потому что мне это нравится, просто старик за рулем настаивает, чтобы к нему так обращались; возможно, у него какое-то странное пристрастие к ролевым играм. — Мне нужно в банк. Я ищу банкомат. Сегодня вечером я собираюсь тратить только новенькие купюры.

— Во всех казино есть банкоматы, сэр.

— Не могу объяснить почему, но мне нужно именно в банк.

Этот человек уже понял, что мы ненормальные. Мы открыто глотаем таблетки, под сиденьем катается пузырек, и Шоферу в зеркальце заднего вида, возможно, кажется, что мы последние несколько минут играем в «укуси яблоко без рук». В дверцы лимузина вмонтированы кладези с минералкой, пивом и кубиками льда в форме полумесяца, и мы немедленно устраиваем беспорядок. Прихлебываем из банки, решаем, что аромат нам не нравится, швыряем банку обратно в груду льда, пиво разливается, а мы открываем следующую, и она нравится еще меньше и в результате тоже опрокидывается, и мы становимся липкими, так что на свет божий появляются толстые пачки разноцветных салфеток, но нам лень использовать их по отдельности — и вдобавок мы за них заплатили, так что какая разница.

— Хочешь на интересное шоу, Алекс?

— Всегда готова.

— Так почему ты ушла из пиара? — Я боялся этой темы, но, по своему обыкновению, бросаюсь ей навстречу, потому что не хочу, чтобы она наступала мне на пятки.

— Просто ушла.

— Почему? Извини.

— Сокращение. В один прекрасный день стульев на всех не хватило. Мое начальство очень старалось быть любезным. Сам понимаешь. «Помогите нам».