Павел Карпов - Юность Ашира

Все ребята уже знали о происшедшем между друзьями споре. Особенно горячее участие в организации предстоящего состязания принял комсорг Николай Коноплев.

Перед началом тренировки участники эстафетного бега собрались возле стартового рубежа. Здесь были ребята не только с механического завода. Вместе с ними готовились к городским соревнованиям физкультурники Ашгэса, шелкомотальной и текстильной фабрик.

Коноплев поздоровался с Аширом и, улыбаясь, опросил:

— Хочешь рекорд Удальцова побить?

— И рекорд и самого чемпиона! — подоспел язвительный Максим Зубенко.

Но один из литейщиков вступился за Ашира:

— Цыплят по осени считают!

Сережа держался в сторонке. Он внимательно осматривал свои беговые туфли с острыми шипами и ни с кем не вступал в разговор. Было заметно, что он не на шутку волнуется.

— Раздумал ты, что ли, Сережа? — негромко, но так, чтобы все слышали, проговорила Светлана. — Боишься звание лучшего бегуна завода потерять?

— Можно и размяться, — снисходительно ответил Сережа, потряхивая расслабленными кистями рук над головой, пружинисто приседая и быстро поднимаясь.

Бегунов окружили. Одни держали сторону Ашира, другие «давали голову на отсечение», что Удальцов и на этот раз обставит своего соперника. Судьи во главе с Коноплевым заняли свои места, Светлана взяла флажок.

Ашир мигом скинул с себя одежду и пробежался вдоль футбольного поля. Взглянув на его смуглое тело, на его широкую грудь и тонкие жилистые ноги, Сережа покрепче затянул шнурки на туфлях. По всему было видно, что его противник не новичок на беговой дорожке. Но ведь и он, Сергей, не раз уносил на своей груди финишную ленточку под аплодисменты сотен болельщиков.

— На старт! — весело, словно не замечая волнения бегунов, скомандовала Светлана.

Бегуны замешкались.

— На старт! — повторила она.

Ашир и Сережа стали носками в неглубокие ямки.

один впереди, другой немного сзади — они бежали по разным дорожкам. Сережа — по первой.

— Внимание-е… Марш!

От резкого, плохо рассчитанного броска Ашир споткнулся и чуть не упал. Сергей выиграл на этом несколько метров.

— Держись! — услышал Ашир беспокойный голос Светланы.

Бежали на четыреста метров, полный круг. В беге на эту дистанцию Удальцов держал рекорд, но и Давлетов не зря считался в училище лучшим спринтером. Ашир быстро восстановил равновесие и, не сбиваясь с шага, устремился вперед. На вираже Сергей был впереди, но сторонники Ашира не унывали, они кричали, топали ногами, всячески подбадривая его.

Ашир бежал легко, энергично работая руками, широким маховым шагом. На первой прямой расстояние между бегунами заметно сократилось, на втором вираже снова увеличилось. Сережа сохранял преимущество до последнего поворота, но когда снова вышли на прямую и устремились к ленточке, Ашир сделал неожиданный рывок и почти поровнялся с ним, однако просвет между ними пока сохранился.

— Восемьдесят… пятьдесят… тридцать! — хором отсчитывали болельщики оставшиеся метры до финиша.

Казалось, что на последних метрах достать чемпиона завода уже невозможно. Но вот Ашир снова сделал стремительный рывок и поровнялся с Сергеем.

Они бегут грудь в грудь, нога в ногу, борьба идет за каждый метр, за десятую долю секунды. Осталось каких-нибудь три… два метра… финиш!

Откинув назад руки, Сергей делает молниеносный бросок на ленточку, но Ашир одновременно с ним касается ее левым плечом. Они вместе унесли ленточку, и когда разошлись в разные стороны, белая тесемочка упала поперек беговой дорожки.

Кричали все, кто был на стадионе, и громче всех кричал Николай Коноплев.

— Посмотрите на секундомеры! Взгляните только на стрелки! — Коноплев совал Аширу и Сергею каждому по секундомеру, которые показывали одинаковое время. — Старый рекорд побит, вот чем ваш спор разрешился. Молодцы! Правда, новый рекорд нельзя считать пока официальным, но уверен, что на соревнованиях вы оба еще улучшите время.

Тут же было решено включить Ашира в заводскую команду. Особенно настаивал на этом Сережа Удальцов.

А через некоторое время команда механического завода заняла первое место в соревнованиях заводских и фабричных физкультурных коллективов. Команду наградили почетной грамотой, где были перечислены фамилии всех участников эстафеты. Фамилия Давлетова в описке стояла первой. Ашир гордился этим, он хотел во всем быть первым.

Приятели помирились. Пока отстраивали новое общежитие, Ашир даже временно переехал к Сереже. Между ними завязалась настоящая дружба. И все-таки долго раздумывал Сережа, — а с ним Светлана, Николай Коноплев и другие ребята, — над тем, почему так вскипел тогда в купальне Ашир? Только ли в книге было дело? И вообще — какой он товарищ?

На новом месте он устроился неплохо и, кажется, в самом деле не стеснил Анну Сергеевну, мать Сережи, чего Ашир больше всего опасался. Он смастерил себе деревянную кровать, поставил ее рядом с Сережиной, в беседке, закрытой со всех сторон густым виноградником и ветвями широколистого тутовника.

Анна Сергеевна, полная, белолицая женщина с коротко остриженными седыми волосами, приняла Ашира, как сына, и не делала никакого различия между ним и Сережей. Муж ее, литейщик Степан Петрович Удальцов, в первый год войны погиб на фронте. Это и состарило ее до времени. Ей хотелось посвятить себя целиком детям, но старший сын, офицер Советской Армии, служил в Белоруссии, а дочь работала врачом в Ташкенте.

И Анне Сергеевне, и другу Ашир говорил, что всем доволен, но почему-то изменился за последние дни до неузнаваемости. Щеки у него ввалились, скулы еще больше выступили острыми углами, как будто он с месяц пролежал в постели, нестриженные волосы нависали и а брови, а сзади закрывали ворот рубахи. Глаза его горели беспокойным огнем. Стоило, ему что-нибудь возразить, и они вмиг становились злыми, колючими, словно из норок выглядывали два диких зверька.

Сегодня, возвратившись с работы, Ашир зашел в беседку и как был, не раздеваясь, прямо в ботинках лег на убранную кровать. Сережа глазам своим не поверил, — это было не похоже на Ашира, недаром в разговорах с соседками Анна Сергеевна не переставала восхищаться его аккуратностью.

— Заболел, что ли, Ашир? — участливо опросил Сережа, заглядывая ему в лицо.

Сколько было муки в блуждающем взгляде Ашира! Он облизал губы кончиком языка и закатил глаза, словно умирающий в пустыне от зноя и жажды одинокий путник.

— Тебе плохо? — Сережа поправил у него под головой подушку.

Ашир отмахнулся от него. Перевернувшись на другой бок, он поджал к животу колени и ответил будто из глубокого колодца: