Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса
- Название:Лист Мёбиуса
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Энн Ветемаа - Лист Мёбиуса краткое содержание
Новый роман «Лист Мёбиуса» — это история постепенного восстановления картин прошлого у человека, потерявшего память. Автора интересует не столько медицинская сторона дела, сколько опасность социального беспамятства и духовного разложения. Лента Мёбиуса — понятие из области математики, но парадоксальные свойства этой стереометрической фигуры изумляют не только представителей точных наук, но и развлекающихся черной магией школьников.
Лист Мёбиуса - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Франс, Достоевский, Томас и Генрих Манн, Сол Беллоу, Джон Апдайк, Герман Гессе… — перечислял Лембит вполголоса не без тревожных ноток. — Известные писатели. Я их читал, правда, больше в юности…
— А теперь они потеряли для вас свою прелесть? — поинтересовался я — меня задело это его «в юношестве». Да и сомнительно, чтобы он читал в юношестве Беллоу или Апдайка. — Каких же авторов вы предпочитаете ныне? — спросил я.
— Нет-нет, своей прелести они не потеряли, однако прелесть для меня уже не главное, — очень мягко, почти подобострастно произнес Лембит Нооркууск, однако сквозь елей проглядывало некоторое превосходство избранника. Такое превосходство химик Пент иной раз наблюдал у верующих и оно всегда его раздражало. Это тяжкий, опасный грех, говорил Иисус Христос, когда себя считают лучше других. Даже в том случае, если ты этически выше многих. Гордыня один из семи смертных грехов, а в классическом перечне даже первый.
Тут вернулась Стелла со свежевыпеченными пирожными; я очень люблю крыжовенные пирожные.
— Сейчас меня интересует нечто большее, — Лембит и Стелла обменялись взглядами, — героическая, многотрудная история нашей маленькой родины, ее памятники и прекрасная природа.
Пент признал эти интересы заслуживающими уважения, умолчав о том, что едва ли на нашем земном шаре (еще дедушка в одном из своих заданий заставил опоясать его канатом) найдется хоть один народ, который не утверждал бы то же самое о своей истории и природе своего края… Пенту очень хотелось знать, в чем его гость, которого очевидно настроили провести здесь духовную профилактику, упрекает поименованных выше великих писателей.
— Ну например, Франса? — будто с ножом к горлу пристал Пент.
Лембит отломил маленький кусочек пирожного, отведал и, переведя взгляд на Стеллу, произнес тихо, но суггестивно, как бы с внушением:
— Они вам прекрасно удались, Стелла. Я не знал, что при всем разнообразии увлечений у вас еще хватает времени и любви к кухне. — Химик удивился тому, что они на «вы». И с не меньшим удивлением заметил, как Стелла, выслушав комплимент, залилась краской. Затем Лембит повернулся к Пенту:
— Да, Франс… Видите ли, он и еще аббат, кажется, Куаньяр… глубоко понимают людей с их грехами, но при этом для них нет ничего святого… И можете ли вы сказать, как они нас собственно… — Он запнулся, подыскивая нужное слово, но Стелла его опередила:
— … окрыляют?
— Именно! Благодарю вас, Стелла! Да, я по крайности не понимаю, к чему они нас призывают, чем воодушевляют. И вообще мне кажется, значение Франса преувеличили. Сейчас его звезда померкла… — Он все-таки не сказал «к счастью, померкла».
— Ну, в конце концов и Солнце померкнет, — смущенно возразил Пент. Больше всего его задевала менторская самоуверенность полуальбиноса, его спокойная внутренняя уверенность в том, что он всегда и непременно прав.
— Анатоль Франс не Солнце, — улыбнулся Лембит. — Разве что Луна. Он сам не светит. Франс черпает свои темы из архивов и из книг, а не из жизни. — Он снова отломил кусочек пирожного и с довольным видом принялся жевать мелкими белыми беспорочными зубками. Стелла следила за ним, затаив дыхание.
— А Томас Манн? Какого вы о нем мнения? — Признаться, химик хотел спросить, излучает ли он, Лембит Нооркууск, собственный свет, но это привело бы к нежелательной язвительности. Кстати, как ни странно, какой-то свет от Лембита все-таки исходил.
— Примерно та же характеристика, — прозвучало в ответ. — Да, он виртуоз, этого не отнимешь, но его подлинную ценность, по-моему, умаляют пессимизм и материализм… Он улыбнулся. — Материализм не совсем подходящее слово, мы употребляем его сейчас в ином смысле, но надеюсь, вы сами понимаете, что я имею в виду…
— По всей вероятности, отсутствие идеалов и то, что он не задается так называемой благородной целью, — пробормотал Пент и почувствовал, что и вправду начинает раздражаться.
— Да. Именно так. Литература должна звать нас вперед. В этом я вижу ее миссию!
— А я одну из ее миссий. Вы наверняка пребываете в ожидании позитивного героя и прежде всего требуете воплощения рабочего человека?
— Я тоже рабочий человек, — провозгласил Лембит Великий и добавил, что вправду ждет от литературы пламенного позитивного героя. — А вы? — спросил он весьма требовательно.
Пент немного подумал и ответил, что рабочий человек в процессе производства встречается в нашей литературе крайне редко. Однако счел нужным подчеркнуть, что вопрос о рабочем человеке для него не главный. Почему именно? Дело в том, что он, надо полагать, довольно хорошо знает рабочих, поскольку сам является инженером, и ой, какие же они разные! Он также хорошо знает нашу программу и верит в ее осуществление. Поэтому не осмеливается ждать в этой области какого-то чуда от художественной литературы.
Пент тоже пытался говорить очень тихо и бесстрастно, но у него явно не получалось так хорошо, как у жаждавшего позитивности Лембита Великого.
— Видите ли, я самый обыкновенный читатель… — продолжал он, стараясь не выходить из себя.
— Все мы такие, — вставил Лембит.
— Вы, кажется, не такой. Но дайте мне, пожалуйста, договорить.
— Говорите на здоровье, — снова прервал его Лембит.
И тут Пент осмелился предположить, что самый обыкновенный читатель, не политик и не агитатор, никогда особенно не любил призывов к идеалам архипозитивных героев. Рядовой читатель и даже, как ни странно, историки литературы, вообще-то люди намного более сведущие, искали в литературе нечто иное. Возьмем, например, Пушкина, мировую величину, гениального поэта, чуть ли не обожествляемого русскими — он бывал на ежегодных Пушкинских празднествах, собирающих массу народа. Н-да. Главным его трудом считают «Евгения Онегина», так ведь герой (на эстонский лад можно сказать Эуген) слоняется по будуарам и не проявляет особого интереса к положению крестьянского сына Ивана… И разве можно считать позитивным героем того офицера, которого Лермонтов сам называет «героем нашего времени»? А что вы думаете о Раскольникове Достоевского? О Свидригайлове? Правда, у писателя есть близкий к идеалу образ — главный герой романа, которому он дал название «Идиот». Гениальный почвенник Достоевский, воздадим ему должное, упорно искал идеал и мучительно исследовал русскую душу. И он забрел в потрясающие, поразительные апокалиптические дебри превратного христианства и панславизма…
Пент едва перевел дух. Как Лембит, так и Стелла слушали его с напряженным вниманием, но так, как присяжные заседатели слушают обвиняемого.
— Честное слово, я не знаток литературы, — продолжал Пент, — хотя читал послание Пушкина «К Чаадаеву», «Жалобы турка» Лермонтова и так далее, но ведь только с этими стихотворениями авторы не вошли бы в историю литературы. Это прекрасные стихи, они выражают гражданские чувства, неприязнь к царизму и являются естественным откликом человека на несправедливость, но неповторимыми, единственными в своем роде их не назовешь. Они даже в некотором смысле тривиальные, само собой разумеющиеся. Некрасов, кажется, сказал — поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: