Салих ат-Тайиб - Ближневосточная новелла

— Что ты говоришь, учитель! — рассмеялся тот в огромные усы. — Уж не спятил ли ты? Да это все равно что сказать: прогони Джемаль-агу… Я со всеми могу найти общий язык, но не с собакой Джемаль-аги. Хозяин скажет, что я оскорбил его собаку, и выгонит меня из сторожей. Не могу, учитель! Хочешь приведу сумасброда Хайдара? Он отчаянный — все может!

Сумасброд Хайдар посмотрел на собаку, потом на меня и поморщился.

— Был бы это дикий кабан, я бы с ним потягался, но с этим псом сделать ничего не могу. Ты — сторож, опора властей! Только ты можешь его прогнать, стреляй из ружья! Зачем тебе его дали? По деревне взад-вперед ходить?

Хайдар засунул руки в карманы шаровар и уставился на нас. Перед школой собралась большая толпа. Мне стало не по себе: казалось, надо мною смеются.

— Али, подойди ко мне! — крикнул я.

Али — самый сильный и смелый мальчик из нашей школы.

— Принеси мне дубину потолще!

Али взглянул на меня и побежал выполнять мою просьбу.

— Учитель, зачем тебе дубина? Ты что, собираешься бить собаку? — раздался ехидный голос из толпы.

— Накличешь беду на свою голову, учитель…

— Ударить Карабаша — все равно что ударить самого Джемаль-агу…

— Мы боимся шикнуть на его курицу!

— Что там шикнуть на курицу! Мимо дома его боимся пройти…

Гнев переполнял меня. Я схватил дубину, которую принес Али, и замахнулся на Карабаша:

— А ну, пошел прочь!

Удар пришелся по голове. Собака взвизгнула, вскочила, оскалила зубы и бросилась бежать. Толпа разделилась на две части. Одни, как только увидели, что я взял в руки дубину, начали расходиться, другие оставались на местах, с любопытством ожидая, что будет дальше, и потихоньку хихикали. Ребята стали бросать камни вслед убегающей собаке.

— Так ее!

— Бей!

Деревня была взбудоражена: учитель ударил собаку Джемаль-аги!

Несколько человек тайком поздравили меня, похвалили за смелость.

Кто-то умудрился привязать к хвосту собаки Джемаль-аги пустые консервные банки. Расплачиваться за это пришлось потом мне.

Я отправился в волость за жалованьем. «Каймакам хочет тебя видеть», — уведомили меня.

— А ну, проходи, собачник!.. — услышал я вместо приветствия, входя к нему.

— А все благодаря вам, — сказал я, не подумав.

Это были мои первые и последние слова. Каймакам был вне себя от гнева:

— То, что ты позволил себе, недостойно учителя! Ты опозорил свою профессию! Учителем может быть тот, кто уважает наши нравы и обычаи. Ты должен считаться с уважаемыми людьми. Деревня Учпынар — это прежде всего Джемаль-ага. Он самый влиятельный человек здесь. Ты не имеешь права посягать на его честь, на его достаток!.. Бросить камень в собаку Джемаль-аги — значит переступить границы дозволенного! И кто осмелился на это? Учитель! Зачем тебе подстрекать крестьян против Джемаль-аги, показывать свое неуважение к нему? Учитель-патриот — это такой учитель, для которого неприкосновенны власть и воля имущих. Как я посмотрю в глаза Джемаль-аге? Теперь он будет говорить: «Начальник, на душе у меня неспокойно, жизнь моя в опасности…» Вот увидишь! Человек, который не думает о том, чтобы держать себя солидно… Короче говоря, тебе нечего делать в деревне Джемаль-аги! В соседней, Кельтепе, нет учителя: прогнали. Я тебя туда назначу.

Я попытался было что-то сказать, но он не стал слушать.

— Знаю, знаю, что начнешь говорить. Много таких видел. Иди, собирай свои пожитки!

…Вот уже пять лет как я не учительствую. Я хочу вернуться к своей работе. Назначили бы меня в деревню, где нет собаки аги…

Перевод А. Марковой

Безработица скрутила Турцию. Солончаковая анатолийская земля потрескалась, будто в отместку за то, что люди оставили ее без присмотра. По иссохшей земле бродили голодные босые ребятишки, похожие на маленьких старичков.

Рыза Даг, хоть и жил в нищете и голодал, как другие, совсем не походил на местных жителей. Был он статным и здоровым. Можно было подумать, что пища поступает ему не в желудок, а прямо в мышцы. И сильным был, как богатырь. Корин из земли выкорчевывал — никогда лопатой не пользовался: расставит ноги пошире, ухватится за корень, подергает-подергает и тащит… Но и этой работы не стало…

Рыза в раздумье сидел перед домом. Тут же крутились его дети — две дочки и сын, бледненькие, худенькие. Он не мог накормить их досыта. Рыза глубоко вздохнул и, прищурившись, стал смотреть на сына. «С дочками-то уж как-нибудь, — рассуждал он сам с собой, — чему быть, того не миновать, а вот сын…» Худоба мальчишки ранила его отцовское самолюбие. Он отвел от сына глаза и уставился на асфальтовое шоссе (которое проходило как раз мимо дома), провожая недобрым взглядом мчавшиеся в город машины. Деревня, в которой жил Рыза, была немаленькой — около сотни домов — и находилась она недалеко от города Кыршехира. Рыза вспомнил, как все в деревне радовались, когда строили эту дорогу, как надеялись, что она избавит от бед и забот. Проезжающих встречали поначалу, как родных после долгого пути, — предлагали еду, питье. Случись какая поломка — сам Рыза всегда помогал, иной раз толкал машину километров по пять — до ближайшей бензоколонки. Богатые господа давали ему за это несколько лир, будто хотели показать своим спутницам, какие они щедрые, и каждый раз приговаривали:

— Видишь, парень, дорогу построили, и вам работенка нашлась.

Широкоплечий, высоченный, чуть не два метра ростом, Рыза смущался и, не замечая, как из машин восторженно смотрели на него женщины, бормотал:

— Спасибо, бейэфенди, спасибо…

Но не успевал он и рта закрыть, а господа уже катили дальше…

Когда на дороге стали гибнуть дети, куры, овцы да козы, крестьяне смекнули, что добра им от нее ждать нечего. И вот однажды будто ветер какой колдовской пронесся над деревней — за каких-нибудь пару дней, все как один, дорогу возненавидели… Больше никто не выходил встречать машины, босые ребятишки не мчались со всех ног услужить путникам… Те же в ответ обзывали их глупцами и лентяями…

Дверь отворилась. Элиф с любовью посмотрела на мужа. Она никогда не могла найти слов, чтобы высказать ему свою любовь, и вот уж сколько лет вкладывала ее в один и тот же вопрос, который задала и сейчас:

— Ты не голодный? Может, тебе дать что-нибудь?

Рыза молча покачал головой. Элиф вошла с детьми в дом… Рыза несколько раз провел ладонями по лицу, громко зевнул, встал. Подошел к двери, за которой скрылась жена.

— Элиф! — позвал он.

Его голос еще не успел замереть, как появилась Элиф.

— Ты меня звал?

— Я в город пойду.

— В добрый путь, а что у тебя там?

— Узнаю, не пришел ли ответ насчет Германии.

Женщину как ножом резануло. Она не знала, где находится эта земля, которая зовется Германией. Но она ни за что на свете не хотела, чтобы ее муж туда уезжал. Рыза не стал дожидаться, что ответит жена. Он вышел из дому и направился к дороге, чтобы доехать на попутном грузовике до Кыршехира. Мимо него как бешеный промчался один автобус, потом другой, а следом за ними исчезли в пыли три машины с туристами… Немного погодя показался новенький «шевроле». Поравнявшись с Рызой, машина остановилась. В ней сидела пожилая пара. Рыза отвернулся: не хотел, чтобы подумали, будто он специально дожидается.