Салих ат-Тайиб - Ближневосточная новелла

Эфрат Кошин приехал в Хайфу в начале марта 1948 года при содействии Еврейского агентства в Италии. Он покинул Варшаву в начале ноября 1947 года. В Италии их поселили в маленьком доме близ гавани, где все бурлило от необычайного скопления судов. В начале марта Кошина вместе с группой других переселенцев отправили в Хайфу.

Документы у него были в порядке, и маленький грузовичок, тарахтя повез его пожитки из шумного порта, полного английских солдат, арабов-грузчиков, товаров, по оживленным улицам Хайфы, где время от времени слышались одиночные выстрелы, в квартал ал-Хадар. Там их поселили в одной из комнатушек битком набитого дома.

Вскоре Эфрат Кошин выяснил, что все комнаты в доме заняты переселенцами, ожидающими отправки на постоянное место жительства. Он не знал, кто назвал этот дом переселенческим пунктом — название это существовало до них, они только продолжали им пользоваться…

Эфрат не раз смотрел с балкона на ал-Халису, но ему и в голову не приходило, что они будут там жить. Он думал, когда все успокоится, их отвезут куда-нибудь в сельскую местность, например на холмы Джалила — он читал повесть «Ночные воры» Артура Кестлера [5] Английский писатель немецкого происхождения. , когда жил в Италии. Книжку дал ему человек, приехавший из Англии для руководства переселением, он сам жил некоторое время на Джалилских холмах, где происходило действие повести Кестлера. Кошин совсем мало знал тогда о Палестине, в сущности, она была для него сценой, на которой разыгрывались древние мифы. Его память хранила картинки иллюстрированных религиозных книг, которые издавали для детей в Европе. Конечно, он не верил, что Палестина была пустыней, вновь открытой Еврейским агентством через две тысячи лет, но в общем его это почти не занимало. Его поселили в переселенческом доме и велели ждать. Он ждал, деля с другими повседневные заботы.

Высадившись в порту Хайфы в конце первой недели марта 1948 года, он не слишком задумывался над тем, что происходит вокруг. Никогда раньше он не встречал арабов. Первого араба он увидел лишь спустя полтора года после оккупации Хайфы. Современный миф точно совпал с представлениями, которые сложились у него в детстве, еще в Варшаве. А реальные схватки и стычки, о которых он слышал вокруг и читал в газете «Палестайн пост», казалось, происходят между людьми и тенями или кем-то в этом роде.

Где же был Эфрат Кошин в среду 21 апреля 1948 года, когда Саид С. застрял между улицей Пророка и кварталом Халул, а его жена Сафия выбежала из своей квартиры в ал-Халисе и поспешила в сторону торгового центра и улицы Стэнтона? На этот вопрос ответить трудно. Теперь невозможно восстановить все происшедшее в подробностях. Но Эфрат помнил, что атаки начались в среду утром и продолжались до ночи четверга, а утром в пятницу, 23 апреля 1948 года, он убедился, что в Хайфе все кончено — организация Хагана полностью контролирует положение. Он не знал, что именно произошло. Стрельба доносилась из ал-Хадара, люди, прибывавшие оттуда время от времени, рассказывали невероятные вещи. Понять что-либо было трудно. Однако Эфрат Кошин знал, что всеобщее наступление, начавшееся в среду утром, осуществлялось с трех сторон. Полковник Моше Кармател командовал тремя батальонами, они двигались от ал-Хадара — Хакермаля и от торгового центра, один батальон должен был захватить ал-Халису, мост, Вади Рашмая и выйти к порту. В задачу другого батальона входило окружить спасавшихся бегством арабов и оттеснить их к морю. Названия запомнились Эфрату только потому, что часто повторялись — он не знал толком, где расположены эти места. Говорили также об Аргоне и Вади Наснас.

Эфрату Кошину не надо было объяснять, что англичане собираются сдать Хайфу организации Хагана: он и сам наблюдал не раз их совместные операции. Кошин уже не помнил, как узнал о деятельности бригадира Стокуилла, но разъяснений не требовалось. На переселенческом пункте люди шепотом рассказывали друг другу, что бригадир Стокуилл заодно с организацией Хагана. Он и в самом деле скрывал свой отход из Хайфы от всех, кроме этой организации. Он обеспечил евреям внезапность их атак, арабы же до последнего момента были убеждены, что англичане уйдут позднее.

В среду и четверг Эфрат оставался на пункте: был приказ никуда не отлучаться. В пятницу кое-кто попробовал выйти, но Эфрат вышел только в субботу и очень удивился, не увидев на улицах машин. Настоящая еврейская суббота! На глазах у него почему-то выступили слезы. А жена неожиданно для него и вовсе расчувствовалась.

— Я плачу по другой причине… — сказала она. — Да, это настоящая еврейская суббота, но здесь больше нет ни пятницы, ни воскресенья…

Это было только начало. Жена привлекла его внимание к вопросам, над которыми он никогда не задумывался. И вдруг он по-новому увидел следы войны… Но, дорожа своим спокойствием, он гнал всякие мысли.

Жена же его Марьям все воспринимала иначе. Она очень изменилась. Все началось после того, как однажды, когда они проходили мимо церкви Бейт Лахам в ал-Хадаре, два солдата Хаганы что-то вынесли из дверей и бросили в стоявший рядом грузовичок. Едва взглянув, Марьям вцепилась в руку мужа и, вся дрожа, закричала:

— Смотри!

Он посмотрел, куда она указывала, но ничего не увидел, кроме двух солдат, вытиравших руки о гимнастерки.

— Это был мертвый арабчонок… весь в крови!.. — шептала Марьям.

Эфрат перевел ее на другую сторону улицы.

— Откуда ты взяла, что арабчонок?

— Да разве ты не видел? Его бросили в грузовик, как бревно, — еврея так не бросили бы!..

Он заглянул ей в лицо и ничего не сказал. Восемь лет назад Марьям потеряла отца в Освенциме. Когда за ними пришли, мужа дома не было. Ей удалось спрятаться у соседей наверху. Немецкие солдаты не нашли в квартире никого, но, спускаясь по лестнице, наткнулись на десятилетнего брата Марьям, который, видимо, приехал сообщить ей, что отец арестован. Заметив немцев, мальчик побежал. Она видела это через окошечко под лестницей, видела, как солдаты стреляли в ребенка…

Вернувшись на переселенческий пункт, Марьям заявила, что хочет уехать обратно в Италию. Но ей не удалось убедить мужа ни в ту ночь, ни в следующие — ей никогда не удавалось найти нужные слова, чтобы объяснить свои побуждения.

А через неделю Эфрат вернулся из Еврейского агентства в Хайфе с двумя радостными вестями: им дали квартиру в самой Хайфе и вместе с квартирой — младенца, которому всего пять месяцев!

Вечером в четверг 22 апреля 1948 года Тора Зонштайн, разведенная женщина, которая жила с ребенком над квартирой Саида С., услышала слабый плач младенца, доносившийся со второго этажа. Она просто ушам своим не поверила, но неумолкавший жалобный крик заставил ее встать с постели и спуститься этажом ниже. На ее настойчивый стук никто не ответил. Пришлось взломать дверь. Она нашла в кроватке младенца, посиневшего от крика, и унесла его к себе.