Салих ат-Тайиб - Ближневосточная новелла

— Это и есть сюрприз, который вы нам обещали!.. — прерывисто проговорил он, глядя на Марьям.

Сафия отвернулась к окну и зарыдала.

А юноша как вкопанный стоял в дверях, переводя взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит.

— Я хочу представить тебе твоих родителей… настоящих родителей, — произнесла Марьям с расстановкой, отчеканивая каждое слово.

Юноша сделал шаг вперед. Лицо его изменилось, он, казалось, растерялся. Посмотрел на свою солдатскую куртку, потом на Саида, который все еще продолжал стоять, и тихо проговорил:

— У меня нет матери, кроме тебя. А отец мой убит на Синае одиннадцать лет назад. Других родителей я не знаю.

Саид отступил назад и тяжело опустился на стул. Он взял руку Сафии. Как странно, что он успокоился так быстро. Скажи ему кто-то минут пять назад, что он будет вот так спокойно сидеть на месте, он не поверил бы…

Опять медленно потянулось время. В гостиной было тихо, очень тихо. Высокий юноша начал медленно расхаживать по комнате. Положил на стол пилотку — какой контраст с нежными, яркими павлиньими перьями! В этом было что-то комическое… Вдруг Саида охватило отвратительное ощущение, будто он смотрит хорошо отрепетированный спектакль, напоминающий дешевую сцену из скверного фильма ужасов.

Молодой человек подошел к Марьям.

— Зачем они приехали? — заговорил он достаточно громко и решительно. — Не хочешь ли ты сказать, что они хотят вернуть меня?

— Спроси сам, — громко сказала Марьям.

Доф повернулся, как игрушечный солдатик.

— Что вам угодно, сударь? — обратился он к Саиду, словно выполняя приказ.

Саид сохранял спокойствие, но внутри у него бушевал пожар.

— Ничего, ничего… это всего лишь любопытство, как вы догадываетесь, — ответил он.

И опять по комнате поплыла тишина. Рыдания Сафии ворвались в нее, словно реакция несдержанного зрителя. Молодой человек оглядел Саида, Марьям, пилотку, касавшуюся вазы, кресло рядом с Марьям.

— Нет! Это невозможно, невероятно… — проговорил он, садясь в кресло.

— Ты в армии? С кем воюешь? За что? — спросил Саид спокойно.

Молодой человек вскочил.

— Вы не имеете права спрашивать об этом, вы по другую сторону!

— Это я-то по другую сторону?..

Саид засмеялся. Смех, казалось, освобождал его от страха, печали, горечи. Ему хотелось смеяться без конца, пока не перевернется весь мир, пока он не провалится сквозь землю или не покинет навсегда этот злополучный дом.

— Не вижу причины для смеха! — резко оборвал его молодой человек.

— Зато я вижу…

Наконец он замолчал, успокоился. Он был совсем спокоен. Поискал в карманах сигареты. В комнате снова воцарилась тишина.

— Ты не чувствуешь, что мы твои родители? — набравшись духу, еле слышно спросила Сафия.

Ответа не последовало. Марьям и высокий молодой человек просто не поняли, а Саид не переводил. Он докурил сигарету и встал, чтобы бросить окурок в пепельницу. Ему пришлось отодвинуть пилотку, он коснулся ее, иронически улыбаясь.

— Давайте поговорим, как современные люди, — предложил молодой человек совсем другим тоном.

Саид опять засмеялся:

— Уж не хочешь ли ты вступить в переговоры? Но ведь мы по разные стороны, что ж ты надумал?

— Что он сказал? — взволнованно спросила Сафия.

— Да ничего!

Молодой человек снова встал и начал говорить, как будто подготовил речь заранее:

— В детстве я не знал, что Марьям и Эфрат — не мои родители. Мне рассказали об этом только три или четыре года назад. С детства я еврей, я ходил в синагогу, в еврейскую школу, ел кошерную пищу, учил иврит. Известие о том, что мои настоящие родители — арабы, ничего не изменило. Ничего! Человек — это целая проблема.

— Кто это сказал?

— Что сказал?

— Что человек — это проблема?

— Не знаю, не помню. Почему вы спрашиваете?

— Из любопытства. Вернее, я думал об этом.

— Вы думали, что человек — это проблема?

— Именно так.

— Тогда зачем же вы приехали сюда искать меня?

— Не знаю. Наверное, потому что не продумал всего до конца, а может быть — чтобы окончательно убедиться в этом. Право, не знаю. Ну да ладно, что же ты замолчал?

Юноша вновь заходил по комнате, заложив руки за спину. Казалось, он выучил урок наизусть, но сбился, когда его прервали, и теперь не знает, как продолжить.

— Узнав, что вы арабы, — заговорил он вдруг, — я все время спрашивал себя, как могли отец и мать бежать, бросив пятимесячного ребенка? И как могли те, кто не приходятся ему отцом и матерью, воспитывать его двадцать лет? Двадцать лет! Не хотите ли вы что-нибудь сказать, сударь?

— Нет, — коротко бросил Саид, дав ему знак рукой продолжать.

— Сейчас я в войсках запаса. Мне не приходилось участвовать в военных действиях, и я не могу описать вам свои ощущения в связи с этим. Но в будущем я, вероятно, смогу доказать то, о чем скажу сейчас: я принадлежу этой стране! Эта госпожа — моя мать, а вас я не знаю и не испытываю к вам никаких чувств.

— Тебе не придется описывать мне свои будущие ощущения. Возможно, в первом же бою ты столкнешься с партизаном по имени Халид. Это мой сын. Надеюсь, ты заметил, что я не назвал его твоим братом? Как ты сказал, человек — это проблема. На прошлой неделе Халид вступил в партизанский отряд. А знаешь, почему мы назвали его Халидом, а не Халдуном? Потому что мы верили, что найдем тебя, хотя бы и через двадцать лет! Но этого не случилось. Мы тебя не нашли… И теперь уже не найдем!

Саид с трудом поднялся, он почувствовал, что очень устал, что жизнь далась ему не даром. И это навеяло на него грусть, которой он не знал раньше. Ему захотелось плакать. Он сказал неправду, будто Халид вступил в партизанский отряд. Он запретил сыну делать это и однажды пригрозил даже отречься от него, если тот ослушается. Сейчас все это казалось ему тяжелым сном. Он угрожал сыну лишить его отцовского благословения. Невероятный, безумный мир! Но ничего не удержит его от того, чтобы лишить отцовского благословения этого высокого молодого человека! Как он горд теперь, что он — отец Халида! А разве не отцовская любовь руководила им, когда он запрещал Халиду вступить в партизанский отряд? «Кто знает, возможно, мальчик воспользовался моментом, пока я в Хайфе, — подумал Саид, — и все же вступил в отряды Сопротивления! Вот было бы хорошо! А если он послушно ждет меня дома? Как это будет горько!»

Саид подошел к столу и начал перебирать павлиньи перья в деревянной вазе. Он взглянул на Марьям — впервые с того момента, как в комнату вошел высокий молодой человек:

— Он спрашивает, как мать с отцом могли бежать, бросив дитя в колыбели. Вы, сударыня, верно, не рассказали ему правды? Разве мы бросили его? Разве мы убили того ребенка близ церкви Лейт Лахам в ал-Хадаре? Ребенка, чей труп открыл вам, по вашим же словам, мир, недостойный уважения!.. Может быть, тот малыш и был наш Халдун? Несчастное создание, которому суждено было умереть в тот роковой день… Да, это был наш Халдун! Вы солгали нам, этот приемыш — сирота, которого вы подобрали где-то в Польше или в Англии.