Скарлетт Томас - Наша трагическая вселенная

— Ясно. Ну теперь я понимаю, почему он так взбесился.

— Он поднялся в свою бывшую комнату, вроде бы совершенно спокойно, и вдруг оттуда раздался такой грохот, что мы все побежали наверх — и обнаружили, что он швыряет вещи, сдирает плакаты и вообще разносит все к чертям. Под конец он ударил кулаком по стене — прямо рядом с единорогом, — и мне показалось, что неспроста он ударил именно по этому месту, но кого интересует мое мнение. Потом он посмотрел на Милли и сказал «а ты мне никакая не мама, ясно?», будто она имела какое-то отношение к стене и всему такому. После этого он вышел из комнаты. Вот тогда я тебе и позвонил. А потом обнаружил его в пабе: рука вся в крови, и какой-то парень пытается выставить его на улицу, боясь заразиться СПИДом. Ужас. Я не выношу крови, ты же знаешь. Когда его как следует перебинтовали, я взял папину машину и привез его сюда на рентген. А тут как в страшном сне. На всех стенах висят часы и сплошной кавардак.

— Я даже не знала, что он собирался сегодня к вам, — сказала я.

— Мы тоже не знали. Он всегда появляется просто так, без предупреждения. Обычно в обед.

— Ты сам-то как, ничего?

— Я нормально. А вот папа — нет.

— Да, я знаю. Он сказал, что Милли ушла.

— Она вернется. Но им надо запретить Кристоферу приходить до тех пор, пока он не наведет порядок у себя в голове. Милли очень хорошая. Она не заслуживает всего этого.

— У него неудачная неделя. Его опять не приняли на работу.

— Да у него всегда неудачные недели.

Питер сказал мне примерно то же самое. Но действительно ли это так? Я точно знала, что у Кристофера бывали довольно долгие периоды, когда его ничего не беспокоило. Я попыталась вспомнить, когда такой период был в последний раз. Возможно, незадолго до прошлого Рождества. Мы решили сделать всем подарки своими руками и провели очень приятные выходные: я шила маленькие прямоугольные мешочки, а Кристофер набивал их лавандой через самодельную воронку, и воронка то и дело разваливалась. Теперь я вдруг вспомнила, что у него тогда что-то случилось со зрением. Вот почему разваливалась воронка. Очков он никогда не носил, но в тот раз сказал, что все предметы вокруг расплываются у него перед глазами. Визит к окулисту был нам не по карману, но я прикинула, что если взять чуть больше денег из рождественского фонда и некоторое время жить на девять фунтов в день вместо десяти, то можно спокойно сходить к врачу. Я промыла ему глаза и ничего не сказала, когда вечером он швырнул пульт от телевизора через всю комнату, потому что не увидел на нем кнопок. Я подумала, что, когда у него все пройдет, наша жизнь снова наладится и что, если бы глаза его не беспокоили, мы бы провели идеальный уикенд. Возможно, Джош прав. Возможно, с Кристофером всегда что-нибудь было не так. Но в то же время я всегда думала, что если исправить это его «не так», то все станет прекрасно.

Я посмотрела на небо. Звезд там больше не было — лишь оранжевая дымка Торбея.

— Кстати, — сказал Джош. — Ты видела книгу, которую я тебе оставил?

— Какую книгу?

— Келси Ньюмана. «Искусство жить вечно». Я дал ее Кристоферу, чтобы он тебе передал.

— А! — воскликнула я. — Теперь все понятно!

— Что понятно? — не понял Джош.

— Да я случайно написала на нее рецензию. Перепутала с другой книгой.

— Перепутала с другой книгой? — Джош недоуменно поднял брови.

Я рассмеялась.

— Ага! Подумала, что мне прислал ее редактор газеты, и просто взяла и отрецензировала ее, как какой-нибудь робот!

— Ну ты даешь!

— Кристофер мне, конечно, ничего не сказал о том, что она от тебя, просто оставил ее у меня на столе и зачем-то вложил внутрь записку от моего редактора. Вот я и запуталась.

— Вот засранец! Я уверен, что он сделал это нарочно!

— Кто ж его знает. Может, обе книги свалились на пол, и он просто запихнул листок не туда, когда клал их обратно на стол. Я этого уже никогда не выясню, потому что не могу больше спрашивать его об этом. Ты ведь знаешь, что с Кристофером можно обсуждать одну и ту же проблему только один раз: если ты снова о ней вспомнишь, он просто озвереет! На тему этой путаницы с книгами у нас уже был большой скандал.

— И как тебе эта книга? — спросил Джош.

— Даже не знаю… А тебе как?

В отделение травматологии вели автоматические двери. В этот момент они открылись, и из них вышел Кристофер. Его рука была аккуратно перебинтована, но в остальном вид у него был весьма неопрятный: волосы растрепаны и одежда та же, в которой он работал на стройке, — бесформенные спортивные штаны и забрызганная краской футболка.

— Что происходит? — спросил он, взглянув сначала на Джоша, а потом на меня.

— Ничего, — сказал Джош, поднимаясь. — Мег вот только приехала.

— И что это вы тут сидите?

— Я доедала мандарин, — объяснила я и тоже встала. — Как ты?

— Ты что, не могла его доесть по дороге? Мне теперь нужно на рентген. Медсестра меня уже посмотрела.

Джош его перебил:

— Мне пришлось рассказать Мег, что произошло.

— А раньше ты этого сделать не мог? Ладно, какая разница. Пошли. Там ждать не будут.

Тут я вспомнила про мелочь, которую мне дал Питер.

— Вот это передал ваш папа, — сказала я, отдавая монеты Кристоферу. — Для автомата.

— Очень вовремя, — ответил он.

Приемная у рентгеновского кабинета находилась за красной линией, нарисованной на полу. За ней, кроме нас, было всего три человека: дряхлый мужчина в инвалидной коляске, который казался уже мертвым, и мать с мальчиком лет одиннадцати. Мальчика с матерью вызвали почти сразу, и мы остались в компании дряхлого мужчины.

Кристофер держал выданные ему медсестрой бумаги в своей здоровой руке, которая слегка тряслась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Джош. Его голос раздался эхом в большом пустом помещении. Все здесь было выкрашено в разные оттенки голубого, и одна из лампочек на стене мигала.

— Дерьмово, — ответил Кристофер.

Джош пожал плечами и потянулся за журналом, лежавшим под странным углом на облицованном шпоном столике.

— Твою мать! — громко произнес Кристофер и выронил из рук свои листки. Дряхлый мужчина пошевелился в коляске.

— Что? — спросил Джош.

— Рука! Черт. Нельзя поаккуратнее?

Я нагнулась и подняла бумаги, которые уронил Кристофер.

— Давайте потише, — попросила я.

Джош встал и отнес журнал в другой конец комнаты, где на таком же столике была свалена в кучу всякая пресса. Он положил журнал в ту же кучу, потом внимательно их все пересчитал и сложил в аккуратную стопку. Затем посмотрел на нее, подумал и разделил на две. Я наблюдала за тем, насколько сосредоточенно он все это делал, совершенно не замечая, как вздыхает и многозначительно закатывает глаза Кристофер. Когда стопки журналов были уложены абсолютно симметрично и выглядели безупречно ровными, он вернулся. Мы все сидели молча, пока Кристофера не вызвали на рентген.