Наталья Штурм - Солнце в скобках

Недолеченная Лада вышла замуж за главврача без медицинского образования Тузова, и вместе они создали крепкий, нерушимый союз двух пылких и энергичных сердец.

– Давайте хвалите меня! – мысленно повторила присказку мужа Лада и крепкой рукой набрала номер Харламора.

Когда по новостям сообщили об очередном теракте, Роза встрепенулась и, страдальчески подняв брови, приготовилась скорбеть вместе с народом. Ей было искренне жаль этих несчастных людей, которые еще утром собирались на работу, доверчиво садились в метро и думали о делах, любимых, бытовых проблемах или вообще ни о чем не думали – досыпали, вися на поручнях.

– А ведь со мной ничего не может случиться, – была первая мысль, которая пришла Розе в голову. – Я в пансионате для больных стариков, и никому мы не нужны даже в качестве жертв.

Второй мыслью было, что Ивана уже нет в живых, поэтому волноваться за него не стоит. Тут фарисейская скорбь пролилась слезами, и Роза подумала, какой она чувствительный и добрый человек.

Позвонила дежурная. Спросила, примет ли Роза Витальевна посетителя. Эмоции Розы в тот момент сосредоточились в районе гортани, поджимали горло состраданием и великодушием.

– Пусть поднимется, раз пришел...

В квартиру значительно постучали.

– Открыто! – позвала Роза.

Если бы в комнату зашел Каменный гость из одноименной оперы, не имевший широкого успеха в «Гранд-театре», Роза удивилась бы меньше.

– Здравствуй, Оксана!

Мать всегда называла дочку по имени, минуя псевдоним. И в этом тоже проявлялся ее непростой характер – сделать по-своему. Оксана Симбирцева с детства ненавидела свое имя (как кошку подзывают «кс-кс»), но мать упорно называла ее, как написано в метрике, Оксаной. Псевдоним игнорировала, говорила, что имя навязывает характер, а имя Роза принадлежит дамам лукавым и обольстительным, что не приветствуется. А по древним преданиям – вообще символ смерти, цветок загробного царства. И ведь выбрала из всех определений самые негативные! Розу еще называют и милосердной, и гостеприимной. Но мать четко гнула свою линию. И так во всем.

– Здравствуй, Оксана!

Были в этом приветствии и укор, и обвинение, и агрессия, и непрощение. Так умела сказать только она – дорогая мамочка, единственная из ныне живых родственников.

«Откуда она взялась?» – тут же подумала Роза, и ей захотелось исчезнуть под одеялом навсегда.

– Может, предложишь матери присесть? – сразу «наехала» пожилая женщина и, не дожидаясь приглашений, с кряхтеньем и вздохами воссела на стул.

Прошло восемнадцать лет с тех пор, как они виделись последний раз. Но извечное чувство вины возникло, словно и не исчезало. Вину Роза, видимо, впитала с молоком матери. Априори она чувствовала, что все и всегда делала неправильно, позорно и недостойно мамочки. То, что Роза всю жизнь мать «вгоняла в гроб и уничтожала своим поведением», девочка усвоила уже с юности. Поэтому плавала в чувстве вины, как в околоплодных водах.

И лишь когда Роза стала жить самостоятельно, она почувствовала себя личностью и полноценной женщиной, а не чьим-то придатком.

Обезличивание «придатка» никак не вязалось с глубоким внутренним миром матери. Человеком она всегда была образованным, интересным, энергичным и компанейским. Но как только речь заходила о Розе, точнее, Оксане, мать становилась мрачнее тучи и старалась закрыть тему, словно речь шла о серийном маньяке или изменнице родины.

Чтобы сохранить остатки здравого рассудка и больше не пытаться объяснить себе, откуда берутся эти чудовищные метаморфозы, Роза пошла на все условия матери. Захотела отобрать внучку? На, забери! Только чтобы тебя больше не видеть. Не хотела больше общаться? Отлично – дольше проживу.

«Ну почему она появляется всегда в самый неподходящий момент?! – думала Роза, невидящими глазами глядя в экран телевизора. – Много лет назад она заявилась к нам с мужем домой и застала его с любовником. Тогда моя жизнь рухнула первый раз. Потом она забрала мою дочь и увезла в неизвестном направлении. Теперь она появляется, когда со смерти Ивана прошло совсем немного и у меня ослаблен иммунитет. Пришла добить? Ведь наверняка знает обо всем... »

Мать сидела, откровенно разглядывая обстановку и Розу.

«Да, детка, в плачевном состоянии находишься, – думала мать, – так я и предполагала. Ничего хорошего не будет у того ребенка, который не уважает своих родителей. Как пошла по наклонной – так и прикатилась под горку. Живет в богадельне на казенных харчах, кому нужны старые артистки? Только родным нужны! А когда на родных наплевала и даже куклы ребенку за столько лет не прислала – чего ждать? Жила недостойно и помрет, как Иван, родства не помнящий. Жалко девку, хорошая в детстве была, послушная... Ээ-хх, да что уж тут говорить... »

Мать долго рылась в сумочке с висящими клочками дерматина по бокам, нашла платок и многозначительно промокнула глаза.

– Чай будешь? – блеклым голосом спросила Роза, чуть приподнявшись с кровати.

– Лежи, обойдусь, – отвергла любезность мать.

– Как хочешь, – повела головой Роза.

Мать встала, положила сумочку на стул и прошлась по комнате.

– А с твоей квартирой что? Продала?

– Нет, сдала. Мне так удобно. Здесь за мной ухаживают, кормят, медицинский контроль...

– Аа-а-а, я слышала о медицинском контроле. И здесь умудрилась вляпаться. У тебя всегда был талант дерьмо себе выбирать! – обрадовалась развитию темы старая женщина.

Роза поморщилась и спокойно спросила:

– Мам, почему ты всегда стараешься сделать мне больно?

Мать подошла к прикроватной тумбочке и стала внимательно разглядывать урну.

– А это что такое?! Кстати, я никогда не старалась делать тебе больно, я старалась предупреждать тебя об опасностях. Зачем мне делать тебе больно? И без моего участия тебе не говно, так щепку поднесут. Выбирать достойных мужчин ты так и не научилась.

– Странно, меня все уважают, кроме тебя.

– А мне нет дела до всех, – обозначила индивидуальность мать.

– И до меня, видно, тоже.

– Ты плохо выглядишь.

– Ты прилетела специально, чтобы мне это сказать?

– А ты думала, я прилетела мириться с тобой? Да, мне тебя жаль, потому что ты глупо распорядилась своею жизнью. Но я не дам погубить тебе жизнь Вероники! Эту девочку вырастили мы с дедом, и не надо присваивать себе чужие заслуги. Спи с геем, с урной, да с кем хочешь, но Веронику я тебе не отдам.

У Розы задрожали руки, волна неистового гнева прошлась смерчем по всему телу, и она, обычно тихая и спокойная, закричала:

– Да, я только теперь поняла, какая я преступница, что не вырвала дочь из твоих цепких «добрых» лап! Под видом добродетели ты перелопачивала чужие судьбы как картошку в огороде, выбрасывая в мусор все, что тебе казалось лишним! Чувства, привязанности, инициативу ты принимала в штыки и уничтожала наповал! Почему я стала для тебя врагом номер один? Потому, что ты не смогла меня одолеть. Ты разрушила мою семью!