Владимир Топорков - Седина в голову

– Сам-то я, правда, всё время в отпуск в месяцы с буквой «р» хожу.

– Это как понимать?

– А очень просто, – засмеялся Михаил Петрович, – январь, февраль, октябрь, ноябрь и так далее. Стыдно признаться, но за свои пятьдесят три я ни разу в море не купался. Кому ни скажу – не верят.

– Что, не получается?

– Да вот проклятая работа не отпускает. То сев, то уборка…

– Плохо работаете, Михаил Петрович, – с грустной улыбкой проговорила Нина. – Вот, говорят, японцы такой эксперимент провели – на месяц отпустили директоров своих компаний в отпуск, а потом проанализировали и определились: где предприятие и фирма работали без срывов, там руководителей оставили на прежнем месте, а где аврал, провалы, чехарда – тех сразу поменяли.

– Попробовали бы японцы у нас, – с искренней тоской ответил Михаил Петрович. Ему на секунду представился худой, злой, с отёчным лицом Кожевников – какой уж тут эксперимент, лишь бы не завалил дело окончательно.

– Вы сейчас, я вижу, о работе тоскуете, – спросила Нина.

– Признаться – да. Заместитель у меня неуравновешенный, горячий. Может такое сделать – с головы не стрясёшь.

– Вам нельзя сейчас волноваться. В вашем положении лучше спокойным быть.

– Легко рассуждать!

– А вы попробуйте физзарядкой заниматься. Бегом или ещё чем. Каждое утро, а потом мне будете звонить. Честное слово, другое настроение будет.

– Телефон у вас есть?

– Есть. Записать или так запомните?

– Запомню.

– Ну, тогда твердите в памяти: 2-17-45.

– А если не поможет ваш рецепт? – спросил с улыбкой Михаил Петрович.

– С меня и взыщите, а не со своего заместителя.

И Нина весело зацокала каблучками по дорожке в центральный корпус. Михаил Петрович поднимался на свой этаж с весёлой улыбкой на устах. Он заново переживал весь разговор и радовался, что тяжкая тема, которая возникла и не могла не возникнуть, так удачно иссякла, и искренне позавидовал Нине – нет, она оказалась более стойкой, чем он ожидал, не раскисла, не сникла, как это часто бывает и, наверное, поступает правильно. Жизнь человеческая, если на языке физиков говорить, с очень ограниченным периодом полураспада, надо успеть многое, хоть это и не кино – лишние раздражающие кадры не уберёшь, вернуться назад нельзя, изменить прожитое – тоже. Великий философский смысл заложен в том, что человеческая жизнь необратима, она как судьба – одна.

Предвидел Михаил Петрович, какой вопрос задаст ему Альберт Александрович.

– Ну, были у Нины Дмитриевны? – спросил с улыбкой журналист, едва Коробейников перешагнул через порог.

– Нет, – категорически замахал головой Коробейников, хоть, наверное, покраснел от стыда. Нечасто ему приходилось в жизни врать, но сейчас он твёрдо, ещё в лифте, решил: не надо об этом говорить соседу. Где-то он читал, что никто не может избежать всего конкретного и неповторимого, что готовит ему судьба. Никогда не верил в это Коробейников, а сейчас смутился: а может быть, сегодняшняя встреча с Ниной – тоже конкретное и неповторимое. Пусть каждый останется наедине со своей судьбой.

На следующий день Нина возникла в их палате неожиданно, выросла на пороге, словно птичка-невеличка влетела в форточку. Альберт Александрович с шумом мылся в ванной комнате, наверное, опять чистил зубы. Удивительная привычка – несколько раз в день заниматься этим делом. У Михаила Петровича и вечером не хватает сил и времени дома заниматься этим, ещё утром кое-как, на бегу, на скоростях, а Альберт, кажется, основательный мужик.

Нина Дмитриевна уселась на предложенный стул, из кармана халата достала книжку:

– Вот, для вас специально принесла. О пользе бега.

– Неужели вы и в самом деле думаете, что это поможет?

– Непременно. Если вы, конечно, перед собой цель поставите здоровым быть. Я вот что в этой книжке вычитала: «Люди, не имеющие цели в жизни, несутся по ней с такой быстротой, что не замечают её бесцельности».

Она закрыла книжку, передала Михаилу Петровичу и начала пятиться к двери.

– И ещё там прочтите обязательно и запомните: «Тело человека выражает его характер, а его характер выражает человека как духовное существо». Я, например, каждое утро пробегаю пять километров и чувствую себя хорошо. Ну, жду завтра звонка.

Опять незаметно исчезла Нина, а Михаил Петрович остался стоять, как приколоченный к полу. Одержимость какая-то есть в Нине? Здравым смыслом наполняет она каждую минуту своей жизни, интересом, делает её осмысленной, не то, что он, раскисший и больной человек.

К вечеру приехал Николай, и Коробейников вышел снова на улицу, пригласил шофёра на «свою» (так он считал) скамейку. Николай долго рассказывал о совхозных делах, о своей семье, о том, как двойнята утверждают себя, пытаясь уже вцепиться друг в друга, и этот весёлый разговор, кажется, добавил настроения. И когда спросил про Кожевникова, Николай быстро ответил:

– Старается он. Вроде и кричать меньше стал.

А может, права жизнь с её выводом – ответственность увеличивается от бремени собственных дел и поступков. Может быть, верно заметила Нина Дмитриевна – уводит Коробейников своих «спецов» от ответственности, а те в свою очередь не получают наслаждения в деле, стараются сбросить с плеч лишний груз. Так ведь удобнее, налегке, по жизни идти…

При воспоминании о Нине Дмитриевне родилась у Коробейникова мысль сделать что-нибудь приятное для этой женщины, и он попросил Николая:

– Ты в сувенирах разбираешься?

– В каких сувенирах?

– В каких-каких, – усмехнулся незло Коробейников, – если бы я знал в каких? Понимаешь, надо врачу одному подарить.

– Хорошо лечит?

– Да нормально, – усмехнулся Коробейников, и стало легче на душе. А ведь и в самом деле стало ему легче после встреч с Ниной Дмитриевной, словно добавилось оптимизма, веры в себя. Она, как судьба, стала стимулом к жизни, будто вытряхнула его из небытия, и теперь, чтобы ни случилось, Нина не исчезнет из его памяти, не пройдёт бесследно, не канет в царство прошлого.

– А всё-таки что купить?

– Ну, может быть, самовар какой-нибудь расписной или ещё что. Знаешь, бывают такие самовары хохломской росписи, красивые – глаз не отведёшь. Придумай, ладно?

– Ладно, – согласился Николай, – помаракуем. А мясо не надо привезти?

Иногда к Коробейникову обращались с просьбой выписать кусок свежей говядины или баранины – скудно стало сейчас в магазинах – и сейчас Михаил Петрович махнул рукой:

– Ладно, выпиши. Не забудь только в кассе деньги на мой счёт записать.

Утро следующего дня опять было стылым и холодным, натянуло тучи, как занавесило небо, и, наверное, скоро пойдёт дождь. Михаил Петрович зябко поёжился – не самый удачный день для занятий физкультурой. Но тут же сделал себе окорот – легко человек поддаётся соблазнам, самую простую ситуацию пытается выдать за какой-то рок судьбы, чтоб преждевременно сложить оружие, склонить голову перед участью. А ценность в том и состоит, чтобы переломить себя. Ведь если признаться себе, хочется ему сейчас услышать в трубке голос Нины. Очень хочется… Так, чего же он жмётся, как шелудивый пёс, которому и в Петровку холодно?