Андрей Добрынин - Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)

Их ноги в солдатских ботинках разъезжались на грудах битого камня, прутья арматуры цеплялись за их Одежду, они то и дело спотыкались и падали, — при этом один изо всех сил тянул вверх руку с камерой, а второй таким же отчаянным жестом поднимал вверх чемоданчик с кассетами. Вдруг Тавернье замер, выругался сквозь зубы и вскинул камеру на плечо. Шарль взглянул в том направлении, куда был направлен объектив, и конвульсивно сглотнул слюну. По его телу прокатилась волна холодной дрожи. На узкой улочке под стеной, ограждавшей двор одноэтажного домика, в ряд лежали трупы, большинство из них ничком. Одежда убитых и густо припорошившая одежду пыль почернели от крови. Над трупами тучей вились мухи, жужжание которых, несмотря на пальбу, раздававшуюся неподалеку, создавало странное ощущение мертвенной тишины. И далее по улице вдоль стен до самого перекрестка, находившегося в сотне метров впереди, непрерывной цепью лежали мертвецы. У входов в дома или у ворот во дворики они громоздились целыми грудами, один на другом. Большинство этих людей было расстреляно из автоматов в упор, но у многих черепа были раскроены топорами, отрублены головы, отсечены руки. Особенно много здесь погибло женщин и детей, по-видимому, выбежавших из домов в поисках спасения, но угодивших прямо в руки солдат. Тавернье толкнул ногой висевшие на одной петле ворота во дворик и, продолжая снимать, шагнул внутрь. Шарль, держа в левой руке чемоданчик, а правой сжимая в кармане куртки рукоятку пистолета, вынутого на всякий случай из кобуры, последовал за ним. Квадратный двор с трех сторон был образован приземистыми одноэтажными строениями, а со стороны улицы его замыкала глухая глинобитная стена. Двери в жилые помещения со всех сторон были настежь распахнуты. У порога одной из них навзничь лежала женщина. Ее длинное черное платье задралось и завернулось ей на голову, окровавленные голые ноги бесстыдно раскинулись — видимо, ее сначала изнасиловали, а затем расстреляли. У стены дома напротив ворот Шарль насчитал : девять мужских трупов, бок о бок валявшихся в пыли. Стену над ними густо усеивали пулевые отметины. А на самой середине двора лежало нечто бесформенное, окруженное темным пятном пропитанной кровью пыли. Можно было различить вытянутые ноги в камуфляжных брюках и армейских ботинках, однако ни головы, ни рук не было — их куски, видимо, отсеченные топором, валялись тут же. Судя по всему, этого несчастного рубили топорами сразу несколько человек. Ноги у Шарля подкосились, он выронил чемоданчик, прислонился к стене, и его стало неудержимо рвать. Шарль не мог остановить рвоту даже тогда, когда его желудок начал извергать одну только едкую слизь. Тавернье между тем исчез с камерой на изготовку в дверном проеме напротив ворот, однако почти тотчас же он появился обратно. Шарль сделал глотательное движение, мучительным усилием подавляя рвотные спазмы, и выпрямился, чувствуя отвратительную слабость, весь в липком поту. Тавернье брел к нему, волоча ноги в пыли. Подойдя ближе, он произнес:

— Там слишком темно, да и не в этом дело — такое снимать невозможно. Туда даже войти нельзя — вся комната полна крови. Женщины, дети, несколько десятков — все изрублены в куски. Запросто можно прихватить на память голову или руку.

Шарль почувствовал, что тело его вновь начинает содрогаться, но то была не тошнота — внезапно его разобрал неудержимый истерический смех. Тут же где-то совсем рядом за домом протрещала автоматная очередь, за ней еще одна. Тавернье настороженно огляделся, подхватил хохочущего напарника под руку и поволок его со двора на улицу. Они добежали до перекрестка, повернули на другую улицу, пробежали по ней метров двести и оказались у огромной бесформенной груды камней, ранее бывшей, видимо, двух- или трехэтажным домом. Спотыкаясь, срываясь и падая, они вскарабкались на вершину этого кургана и залегли там среди обломков, глядя вниз. Послышался шум мотора, и мимо их убежища, петляя между воронок и валявшихся на асфальте кусков бетона, промчался джип с установленным на нем безоткатным орудием. После этого окрестность вновь опустела. Напротив себя через улицу они разглядели вырытый у стены окоп, рядом с которым валялась труба разбитого 82-миллиметрового миномета советского производства. Вокруг зияло несколько свежих воронок и лежал лицом вниз убитый мусульманский солдат. Тавернье установил камеру и начал снимать, взяв для начала дальний план — мрачную мглу побоища, стоящую над разрушенным Западным Бейрутом. Он проследил объективом за очередной партией реактивных снарядов, которые, прочерчивая в воздухе дымные хвосты, с воем пронеслись в сторону лагеря Бурж-аль-Баражна. Вдруг Шарль толкнул Тавернье в бок и прошептал: «Смотри!» Внизу по улице, по обеим ее сторонам, осторожно шли с оружием на изготовку две жидкие цепочки солдат христианской милиции. В совокупности солдат насчитывалось не более десятка. Они внимательно оглядывали развалины, но так как никаких признаков сопротивления в округе уже не было, то Тавернье понял, что перед ним отделившаяся от главных сил группа мародеров. Впереди одной из цепочек шел явно европейского типа блондин с автоматом Калашникова. Дойдя до уничтоженной минометной позиции, он, подняв руку, приказал отряду остановиться, а сам нагнулся над трупом. На голой руке блондина, на внутренней стороне бицепса, Тавернье заметил татуировку — какие-то цифры, видимо личный номер. «Ага!» — прошептал Тавернье, в котором проснулся охотничий азарт, и вновь включил камеру. Репортер отчетливо видел в объектив, как блондин снял с шеи убитого часы, сорвал с шеи цепочку с амулетом и вынул пистолет из поясной кобуры убитого. Все это он ссыпал в сумку, висевшую у него на боку. Затем блондин спрыгнул в окоп и начал разбрасывать осыпавшуюся туда землю. Вскоре глазам Тавернье предстал другой мертвец, не замеченный им раньше. Блондин подхватил труп под мышки и рывком вернул его из объятий земли на свет божий, после чего произвел над ним те же манипуляции, что и над предыдущим покойником. Журналист силился прочесть мелькавший время от времени номер на руке мародера, однако безуспешно. Обобрав мертвеца, блондин мягким, изящным движением выскочил из окопа, но вдруг совершенно неожиданно для Тавернье замер и, сидя на корточках, обвел окрестные развалины настороженным взглядом. Секунду он и Тавернье смотрели друг другу прямо в глаза; затем репортер понял, что мародер заметил блеск объектива среди камней.

— Эй вы там! — крикнул по-английски блондин, вскидывая автомат и целясь с колена в Тавернье. — Спускайтесь сюда, живо!

Как ни был испуган Тавернье, он все же отметил, что главарь мародеров употребил вместо английского «живо» испанское «pronto», и это почему-то испугало француза еще больше. Он увидел, как, повинуясь красноречивому жесту блондина, солдаты развернулись полукругом и двинулись в развалины, охватывая убежище репортеров с двух сторон.