Тим Скоренко - Рассказы

В общем, стоят они. Голосуют. Никто не останавливается, ночь, темно. Они бредут по дороге, и тут, наконец, приходит удача. Останавливаются «Жигули», красные. Лёша с товарищем запрыгивают на заднее сиденье; машина стартует.

И тут они понимают, что лучше бы шли дальше пешком. Потому что впереди два вдрубадан пьяных и весёлых грузина, которые прямо за рулём хлещут из горла водку (регулярно предлагая её и пассажирам). «Жигули» несётся 120 км/ч, дребезжа и разваливаясь на ходу, причём на 50 % времени несётся по встречной. Барды в ужасе, говорят, мол, типа, мы выйдем… Но грузины добрые: «Нэт-нэт, ми вас да мэста давэзом! Ви барды, ми бардов любым!» И просят, мол, давай, играй, дарагой, пака едэм.

Ну, Лёша на всякий случай достаёт гитару, начинает играть. И тут происходит кульминация. Водитель отпускает руль, тянется к гитаре, говорит: «Ай, дарагой, дай я сыграю! Я харашо играю!» И второй грузин тоже назад смотрит, на бардов. Барды в ужасе, отталкивают грузина, мол, за дорогой следи. Едут, едут, Лёша играет, сердце в пятках, 120 по встречной, машина гремит и дребезжит. Грузин снова бросает руль и поворачивается, опять поиграть хочет. И так в течение получаса каждые пять минут.

Наконец, приезжают. Барды едва живые. Грузины довольные и нетрезвые.

«Самый страшный автостоп в жизни», — говорил потом Лёша.

Есть в Минске замечательный белорусскоязычный рок-бард Андрей Бананов. В отличие от большинства белорусскоязычных бардов, у него нет фигни в голове, он ездит на фестивали АП, не поёт про политику, и вообще, замечательный человек.

И есть у Андрей фетиш — шапка. Это зимняя (!!!) чёрная кожаная кепка с тёплой подкладкой. Он надевает её козырьком назад, и это его сценический имидж, который он старается везде поддерживать, зимой и летом.

В общем, Гродно, фестиваль «Зелёный гран-при-2007». Жарко. Очень жарко. Градусов 25–30. Бананов в лёгкой рубашке полурасстёгнутой, в туфлях на босу ногу, но — в своей коронной шапке. И видно, что раскисает. Поёт ещё нормально, но ходит такой вялый, жарко, плохо. Вижу его, останавливаю:

— Андрюха, — говорю, — сними шапку, пожертвуй уж своим имиджем! Жарко! Легче будет.

Он снимает. Проводит по волосам (башка мокрая-я-я!).

— Блин, — говорит, — и точно легче. А я как-то и не подумал, что так лучше…

Вот так:)

Байку рассказала Наталья Лобанова из Жлобина. 8 октября 2007 в Жлобине произошёл концерт Михаила Башакова. В Беларуси удалось осуществить два концерта: в Минске и в Жлобине, и всё. Концерт прошёл на «ура», восторгов было множество, и усталые музыканты возвращались после концерта на вписку: сам Башаков, его администратор Володя Кульматов и Наташа, организатор.

И вот идут они по тёмному Жлобину, и навстречу им — два парня лет 20, совсем молодые, в некотором подпитии. В темноте видно плохо, и один парень обращается к Башакову:

— Пацан, закурить не найдётся?

К сведению: Башаков 1964 года рождения, в музыке с начала 80-х. Ну, ничего, достаёт, даёт по сигарете парням. И тут один из них замечает, что у Башакова — гитара. И начинает монолог, доверительный такой:

— Ты, пацан, гитару не бросай! Гитара — это хорошо, это на всю жизнь… Да, не бросай, учись, пацан… И это… «Ленинград» послушай, хорошая группа…

Смеялись долго, когда «учителя» уже скрылись в темноте.

Байку привожу без имён, хотя видел всё своими глазами. Просто некорректно приводить имена.

Некоему барду, назовём его Николай Р., подруга поручила приобрести на Грушинском фестивале средства женской гигиены. Но так уж получилось, что на новом фестивале (на старом месте) аптечного киоска (на 100 тысяч рыл) не было вовсе. Мы с Николаем — он взял меня в помощь — прошли весь рынок и в итоге решили отправиться к пункту скорой медицинской помощи. Вдруг дадут там.

Приближаемся. Наш герой подходит к медсестре и спрашивает, есть ли прокладки. «Нет», — говорит медсестра. (Кстати, думаю, что аптекарская сеть «Imprezia», являвшаяся спонсором фестиваля, сильно испортила свой имидж таким поворотом дел). «Как же нам выйти из ситуации?» — вопрошает Николай. Они вместе с сестрой думают, и тут её осеняет.

Она выдаёт Николаю на руки два рулона аптекарских бинтов. Но их же нельзя давать просто так — нужно оправдать. И она берёт бланк и записывает:

«Николай Р. Колото-резаная ножевая рана. Выдано два пакета бинтов»

…думаю я, это ж как порубать-то надо, чтобы два пакета ушло на одну рану. В общем, с вот таки диагнозом Николай гордо понёс приобретение подруге:)

На каком-то фестивале в Витебске к поэту, участнику жюри Василию Брусу подбегает некий восторженный мальчик, автор-исполнитель, и с радостью сообщает:

— Вы знаете, а Юрий Бельский — гений!

Юра Бельский — это минский блюз-бард, про него уже было написано несколько баек. На том фестивале он тоже в жюри сидел.

— А почему ты так решил? — в недоумении спрашивает Брус.

— Он сам мне сказал! — с ещё большим восторгом сообщает мальчик.

Иногда приходится общаться с потрясающими по своего уровню недоразвития идиотами. Не так давно пришлось встретиться с кадром, которого я не могу не описать.

Итак, стою я у дверей Белорусского института правоведения по завершении отборочного тура на ПитАккорд. Стою, разговариваю довольно громко о поэзии с несколькими знакомыми.

Разговор затухает, и тут ко мне сбоку подходит пожилой мужчина, лет 60 где-то. Приличный такой. Начинает меня расспрашивать, что я думаю о современной поэзии, о авторской песне. Ну, я рассказываю, нормальный такой диалог. Я думаю, какой-нибудь любитель поэзии из старой гвардии.

И тут он говорит:

— А вы знаете, я тоже стихи пишу. Можно, я вот вам прочитаю, а вы мне скажете, что вы думаете, мне интересно мнение молодёжи о моих стихах…

Я уже домой хочу, а товарищ всё же нудноват, ну я говорю:

— Нет, вы знаете, не нужно, я плохо стихи воспринимаю, когда их декламируют…

В общем, отговорки ищу.

Но он не отстаёт.

— Ну всё же, ну, пожалуйста…

— Ладно, говорю, давайте.

Он в позу встаёт. И говорит:

— Посвящение другу!

И начинает декламировать:

Я говорю: ну, да, прекрасно, это Николай Гумилёв, посвящение Валерию Брюсову, из сборника «Жемчуга», кажется, 1908, хотя тут я не помню точно…

— Нет! — он на глазах свирепеет. — Это моё стихотворение! — и прямо пена на губах, и злость.

Я улыбаюсь, как будто с дауном разговариваю.