Стивен Ликок - Охотники за долларами

Дело в том, что никаких оснований для ареста Томлинсона не оказалось. И это было не последней странностью в карьере финансового мага и волшебника. Ибо когда дела «Эри-золота» были приведены в порядок трудами Скипнера и Байтема, с одной стороны, и законных представителей сирот, идиотов и глухонемых — с другой, то результат получился прямо-таки блестящий. Конечно, запасный капитал испарился, но те, кто понес самые Крупные убытки, предпочли об этом умолчать.

Что же касается Томлинсона, то его выручили удачные операции на бирже, предшествовавшие краху компании и его личному падению. После оплаты всех расходов — счета Гран-Палавера, вознаграждения Скиннеру и Байт ему в тысячу долларов за возвращение ему южной части фермы и стоимости трех билетов до станции Кахога — его дебет и кредит сбалансировались с точностью

Так в одну ночь все состояние Томлинсона рассеялось словно мираж, не оставив после себя никакого следа.

Несколько месяцев спустя после краха общества «Эри-золото», университет на торжественном заседании присудил Томлинсону степень доктора словесных наук in absentia [5] В отсутствии (лат.) . Университет должен сдержать свое слово — таково было непреклонное мнение декана Эльдерберри Фойбла, человека в высшей степени честного. Он утверждал, что решение факультета искусств, раз оно принято и занесено в протокол, так же несокрушимо, как скала девонской Формаций.

Таким образом, Томлинсону была присуждена ученая степень. На торжественном заседании под председательством доктора Бумера, одетого в голубую мантию, декан Фойбл, в красной мантии, прочел на латинском языке, согласно древнему обычаю колледжа, постановление о присуждении ученой степени доктора словесных наук Томлинсону. Оно гласило: «Eduardus Тomlinsonus, vir clarissimus, doctissimus, praestantissimus» [6] Эдуард Томлинсон, муж самый ученый, самый выдающийся (лат.). , а затем следовало еще много других вещей, оканчивавшихся на «issimus».

Но на собрании не было того, кому была присуждена степень. Он стоял в этот момент со своим сыном Фредом на склоне высокого холма, возле озера Эри — на том месте, где Томлинсоновский ручей снова беспрепятственно впадал в озеро. Все было здесь по-прежнему. Ибо Томлинсон с сыном давно уже пробили мотыгами и ломом отверстие в плотине, и сердитый поток день за днем уносил вниз, в озеро, остатки насыпи, пока от нее ничего не осталось. Кедровые столбы от электрических фонарей были срублены и пошли на забор; деревянные лачуги, где жили работавшие на прииске итальянцы, были разобраны и распилены на дрова, и там, где они когда-то стояли, пышно разрослись под благодатными лучами летнего солнца репейник и чертополох, задавшись тайной целью поскорее скрыть следы былого позора. Природа простерла свою руку и зеленым ковром накрыла могилу улетучившегося Эльдорадо.

Финансовый чародей и его сын стояли на склоне холма; перед их глазами не было ничего, кроме равнины, спускавшейся к озеру, и ручья, перешептывавшегося с ивами, в то время как ветер покрывал рябью неглубокие воды.

Миссис Россемейр-Браун жила на Плутория-авеню в громадном, построенном из песчаника дворце, где она устраивала фешенебельные приемы, которые сделали ее имя широко известным. Мистер Россемейр-Браун также обитал здесь.

Фасад дома был более или менее точной копией итальянского палаццо XVI века. Когда об этом спрашивали миссис Россемейр-Браун (вопрос являлся только знаком благодарности за поданное на стол пятидолларовое шампанское), она отвечала, что передний фасад — cinqnecentisti [7] В стиле XVI в. (итал.) , а задний — мавританский, сиенской школы. Когда же попозже, вечером, гость сообщал мистеру Россемейру-Брауну, что его дом — cinquecentisti, то получал ответ, что и он сам, Россемейр-Браун, предполагал это. После такого замечания со стороны хозяина следовало молчание, а затем мистер Россемейр-Браун обычно спрашивал гостя, не хочет ли тот выпить.

Теперь легко догадаться, что за люди были Россемейр-Брауны. Короче говоря, мистер Россемейр-Браун был тяжелым испытанием для миссис Россемейр-Браун. Впрочем, «испытание» — слишком слабое слово: он был, как признавалась в интимном кругу своим тремстам близким друзьям сама миссис Россемейр-Браун, препятствием для нее. Более того, он был петлей, обузой, бременем, а в минуты религиозного увлечения — и крестом для миссис Россемейр-Браун. Даже в ранние годы их семейной жизни, лет двадцать или двадцать пять назад, супруг был для нее обузой. Он занимался дровяными и угольными операциями, А как тяжело для женщины сознание, что ее муж составляет себе состояние на каменном угле и дровах и что это всем хорошо известно! Разве это не петля, которая мешает ей вырваться на свободу? Чего больше всего жаждет женщина, как не возможности расти и развертывать свои силы, и разве не самая печальная вещь на свете, — вечно задыхаться? Но можно ли свободно дышать, живя | супругом, который не умеет отличить Джотто от Карло Дольче [8] Карло Дольче — знаменитый живописец флорентийской шкоды XVII в. , твердо знает только все сорта дров и за обедом не может воздержаться от того, чтобы не заговорить об обжигательной печи?

Все эти страдания относились, конечно, к ранним годам ее замужества. Время сгладило их.

Но "препятствия" остались.

Даже после того, как благополучно пройден был период мелкой торговли углем и дровами, разве не тяжело было жить бок о бок с супругом, который владел каменноугольными копями и покупал древесную массу для выделки бумаги, вместо того чтобы приобретать разукрашенные требники XII столетия? Каменноугольные копи — не лучший предмет беседы за обеденным столом; он унижает хозяина перед гостями.

Все это не было бы так ужасно — миссис Россемейр-Браун готова была примириться с этим, — если бы мистер Россемейр-Браун чем-либо занимался. Ну если бы он, например, собирал коллекции. Ведь вот мистер Лукулл Файш изготовляет содовую воду, но в то же время всем известно, что у него самая лучшая коллекция ломаной итальянской мебели. Или другой пример: старик мистер Файдерстон. Впрочем, про него нельзя даже сказать, что он коллекционер, — он не любит этого слова.

«Не называйте меня коллекционером, — говорит он. — Я просто подцепляю вещи везде, куда случайно попадаю, будь то Рим, Варшава или Бухарест».

Теперь всем понятно, какое тяжелое бремя лежало на плечах миссис Россемейр-Браун.

Поэтому все, что только ни предпринимала миссис Россемейр-Браун, она выполняла без помощи своего супруга. Каждую среду, например, в ее доме происходили заседания кружка по изучению Данте; члены кружка намечали четыре строки текста, обдумывали их и за ленчем подвергали обсуждению. Миссис Россемейр-Браун выносила одна на своих плечах все бремя этих занятий. И всякий, кому приходилось анализировать четыре строки Данте за ленчем, орошаемым мозельским вином, легко может себе представить всю тяжесть этой задачи.