Олег Суворинов - Петербург-Ад-Петербург

Достав из кошелька сторублёвую купюру и протянув её девочке, я сказал:

— Прошу, Галченок, спрячь эти деньги и не отдавай их тёте Зое! Я тебя очень прошу! Послушай меня. Спрячь их подальше, а потом купи себе покушать, ты меня слышишь?

Она взяла купюру, зажав ее своей грязной ручкой. После чего мельком бросила на меня удивлённый взгляд и побежала, не оглядываясь.

— Пропадет девчонка! А сколько их таких на белом свете? — сказал я вслух и, бросив окурок, пошел к поезду, который уже собирался отправляться.

В купе прибавилось людей. Старик сидел ближе к окну, рядом с ним сидел парень лет тридцати, а напротив него, на моем сиденье, разместилась уже немолодая, но весьма приятной внешности особа, которая потрудилась отвернуть край моей постели, чтобы не сесть на нее.

Парень, насколько я мог разглядеть его в сидячем положении, был среднего роста, худощав, с заостренными чертами лица. Светло-русые волосы его были уложены старомодно, на пробор. Такие прически редко встретишь у прохожих на улице. Неровная, обильная щетина на лице его выглядела вздыбленной. Проще говоря, если убрать вовсе щетину, то в образе этого человека, лет тридцати на вид, можно было без особого труда узнать Николая Гоголя.

Женщина же, напротив, была очень привлекательна. Я вообще-то сначала даже усомнился, что они пара. Скажем возраст: ему, как я уже говорил, около тридцати, а ей что-то около пятидесяти. Она прелестна, а он, откровенно говоря, не очень красив. Она была так хороша, что могла дать фору двадцатипятилетней девушке. Одета незнакомка была в легкое платье до колен с открытыми плечами. Косметики на её лице не было совершенно. Губы алые, чуть пухленькие, маленький аккуратный носик, изящная шея. Волосы были собраны на затылке большим пучком, казалось, если она их распустит, то они красивыми рыжеватыми локонами будут доставать до середины её спины. Глаза карие, большие, от таких глаз невозможно порою отвести взгляд. Кожа её была белая-белая, создавалось впечатление, что женщина никогда не бывала на солнце и совершенно не знает, что такое загар. Тончайшие пальчики на руках, один из которых был украшен изящным, из белого золота, колечком с рубином виде застывшей капли. Она была худа, а ремешок, которым было опоясано платье, подчёркивал её тончайшую талию.

В тот самый момент, когда я пытался протиснуться ближе к столику, чтобы сесть на свое место, она, немного развернув свои чудные худенькие ножки, оголила немного правое бедро, так, что я немного растерялся. Бедро ее так привлекло мое внимание, что я на секунду задержал на нем взгляд. Вышло не очень хорошо от того, что она заметила, как я бестактно, даже нагло рассматриваю ее. Дама немного привстала и легким движением оправив задравшееся платье, села на место.

— Здрасьте, — глупо сказал я.

— Здравствуйте, — сказала дама своим бархатным контральто, и улыбнулась.

Наступила томительная пауза. Я чувствовал себя немного глупо. Казалось, что мое помятое лицо, растрепанные волосы и перегар действовали на моих новых попутчиков отрицательно.

— Я хотел у вас спросить, — с трудом вымолвил я, — то есть мне сказали, что вы сели в Твери…

— Кто это тебе сказал? — неожиданно спросил парень, сидящий рядом со стариком.

— Мне? — растерянно спросил я, переведя взгляд, на сидящего в углу старца.

— Это я сказал, — съежившись, произнес тот.

— Вы что разговоры чужие слушаете? — возмутилась дама.

— Никак нет. Дело в том, что когда я зашел в купе, мне невольно пришлось слышать то, о чем вы разговаривали. Молодой человек, ваш спутник, говорил, что утомился долгим пребыванием на Тверском вокзале. Вот и все.

— Я хотел у вас спросить, — продолжал я, — не видели ли вы мужчину, лет так шестидесяти, — он со мной ехал. Он говорил, что сходит в Твери. Вот я и подумал, может вы видели его, когда садились в этот поезд.

— Никого мы не видели, — ответил парень. — Мы зашли в купе, а ты спал. Мы достаточно громко разговаривали, но ты даже не шелохнулся. Я сразу понял, что ты выпил. В купе стоял запах.

— Гм… Странно… Ну, да ладно. Не так это важно, — недоумевая, сказал я. — Бог с ним.

Поезд качнулся и медленно начал набирать скорость. В наше открытое купе заглянула уже знакомая проводница и, окинув нас взглядом, резко захлопнула дверь.

— Не баба, а зверь, — резко сказал парень.

— Это точно. Я ей вчера на больной палец наступил, — сказал я. — Тут такое началось!

— Бывает и хуже, — включился в разговор старик. — У меня приятель был — Евгенич, тому знаете, как досталось? — продолжал он, снимая очки, прищуривая левый глаз. — Как-то, часу во втором ночи он в Харькове сел в поезд. Пробираясь сквозь темноту и духоту вагона, ему всё же удалось добраться до своего места. Как можно тише, чтобы не разбудить людей, находящихся с ним в одном купе, Евгенич взгромоздил свой чемодан на третью полку и уселся на своё место. Поезд тронулся. Он сидел смирно и дожидался прихода проводницы, которая должна была выдать ему постель. И вот минут через двадцать, когда его терпению почти пришёл конец, дверь купе открылась и на пороге появилась женщина: она была такая заспанная, такая растрепанная, что даже ошарашила Евгенича. — Тут старик немного улыбнулся, по обыкновению щуря левый глаз, видимо, предвкушая дальнейшую развязку, причмокнул губами и продолжил: — Она немного подалась вперёд, зайдя в купе, произнесла, наверное, самый нелепый вопрос, который могла только произнести! Знаете, что она сказала? — с иронией произнёс старик, окидывая всех нас взглядом. — Она промямлила, видимо, ещё не отойдя ото сна: «Мужчина, вы что пьяный, что вы молчите, вам постель нужна или нет?» Евгенич, видимо, немного пораженный столь глупым вопросом, ничего не мог выговорить, кроме: «Ну, вы даёте! А как вы думаете? Мне что же, всю ночь сидя ехать?» — Сказав это, старик немного призадумался, наверное, подбирая слова для продолжения, после чего произнёс: — Случится же такое! Далее, Евгенич просидел ещё минут двадцать, иногда улыбаясь, вспоминая слова сонной проводницы. Наконец, на пороге купе снова появилась та же сонная проводница со сложенным постельным бельём, и ничего не сказав, передала его Евгеничу, после чего последовал её тяжёлый вдох и уход из купе. Пару минут он боролся со сном, затем встал и, не спеша, начал застилать постель…

Вдруг речь старика прервалась из-за сильного приступа кашля. Он кашлял так, что в один момент я даже за него испугался. Парочка немного заволновалась.

— Что с вами? — произнёс я в сильнейшем волнении, в то же время поднимаясь со своего места, давая понять, что я готов ему помочь.

— Ни-че…Кхи, гм… Ничего, гм…, все уже прошло. Это всё проклятое курево, чёрт бы его побрал, прости Господи. Так на чём я остановился? Ах, да! Начал застилать постель, и под мутным светом купейной лампочки Евгенич увидел (о, ужас!) — простыня, которую только что принесла проводница, была залита каким-то красным соком. Долго не думая, он схватил принесённый комплект белья, пулей выбежал из купе и помчался по вагону прямиком к проводнице. Евгенич добежал до купе проводницы, дернул за ручку — закрыто! Он вскипал, как чайник. Подняв свой кулачище (а у него был огромный кулак), ударил несколько раз, да с силой, в дверь, услышав оттуда недовольный крик — прекратил. Набрав в грудь воздуха, немного расправив плечи, стал ожидать развязки этой неприятной истории. Прошли не более трёх секунд, перед тем как на пороге нарисовалась наша проводница, с глазами бόльшими, чем пятирублёвая монета, и порядком ошарашенная такой наглостью. После чего последовала продолжительная немая сцена, так как никто из них не находил нужных слов для объяснения; первым прорвало Евгенича… Я не могу в точности передать вам всех двух вёдер матерных слов, которые вывалил мой драгоценный приятель на голову несчастной проводницы, выказав своё крайнее недовольство обслуживанием пассажиров. Скажу только лишь то, что женщина молча выслушала всё до последней фразы, развернулась к своему столу, без особых колебаний взяла стоявший на нём стакан с чаем и, даже не моргнув глазом, тут же выплеснула его прямо в лицо Евгенича! — Тут старик громко рассмеялся и сквозь смех продолжил, — выплеснув стакан, она взяла с полки чистый комплект белья и швырнула его по направлению к своему обидчику. После чего резко захлопнула дверь купе, оставив по ту сторону нашего бедного Евгенича — мокрого и рассерженного, зато со свежим комплектом белья. Вот так! Теперь после этого думай: ругаться тебе с проводницей или нет. Ха!