Марк Далет - Орбинавты

— Мне все равно это непонятно! — Алонсо придержал ее локоть. — Взять, к примеру, меня. Умом я тоже понимаю, что ты свободная женщина, не связанная ни браком, ни принятыми в обществе представлениями. И мне очень нравится в тебе эта свобода! Но как только я представлю себе, что ты занимаешься с другим мужчиной тем же, чем ты занимаешься со мной, что ты точно так же ласкаешь его и изучаешь его потайные места, — голос Алонсо становился все громче, и Консуэло смотрела на него так, будто впервые видит, — у меня все внутри сжимается! Такое чувство, словно кто-то вставляет внутрь меня кол! Эта картина настолько невыносима, что я немедленно пытаюсь перевести внимание на что-нибудь другое! И это я — человек, который познакомился с тобой совсем недавно. А как же дон Гутьерре, вырвавший тебя из неволи и обеспечивший эту твою безбедную жизнь и свободу?! У него больше, чем у меня, оснований ожидать от тебя полной преданности. Как же он может быть равнодушен к тому, что ты бываешь близкой с другими?

— Алонсо! — огорченно воскликнула Консуэло. — При всей своей хваленой наблюдательности и знании людей я даже не подозревала, что ты способен на ревность!

— Я и сам этого не подозревал. Я становлюсь ревнивцем, когда думаю, что потеряю тебя.

— Это потому, что ты думаешь, что обладаешь мной. — Она была очень расстроена. — Ведь если не обладаешь, то и о потере не думаешь. Что же до дона Гутьерре, то здесь все объясняется очень просто. Он настолько старше меня, что годится мне в деды. По сути, он и относится ко мне как к внучке.

Чуть-чуть поколебавшись, Консуэло внесла уточнение в сказанное:

— Ну, почти как к внучке. О других мужчинах мы с ним просто не разговариваем. Конечно, он все понимает, но не задает лишних вопросов, а я, со своей стороны, не испытываю его на терпимость. Быть может, в глубине души ему неприятно, что я не жду его месяцами, как верная жена ждет возвращения моряка из плавания. Дон Гутьерре прекрасно осознает, что я не могу позволить себе зависеть только от него одного. Хотя бы потому, что его внимание и щедрость не могут быть отданы одной лишь мне, ведь у него большая семья. К тому же никто не знает, сколько он еще проживет. Он стар и постоянно находится в центре придворных интриг, что отнюдь не безопасно для жизни и здоровья. Я не могу отказаться от внимания других богатых покровителей.

Консуэло снова вернулась к теме ревности:

— Алонсо, если ты будешь страдать из-за того, что я не принадлежу тебе, мы не сможем стать друзьями. Подумай о том, что мы оба при этом теряем. Ведь нас объединяет не только страсть.

Он признавал ее правоту. Для Алонсо Консуэло была не только необыкновенной любовницей, но и крайне интересным, искрометным, образованным, непредсказуемым собеседником.

На лестнице ценностей Консуэло дружба занимала самую верхнюю ступень.

— Что именно означает для тебя это слово? — спросил однажды Алонсо, когда после очередной встречи литературного кружка гости разошлись и они остались наедине.

— Дружба, — стала перечислять Консуэло, — это когда люди радуются друг за друга, помогают друг другу, восхищаются друг другом. Они могут делать друг другу замечания и даже упреки, но только если причиной упреков является желание блага другому. Они никогда не пытаются друг другом обладать. Алонсо, это самое важное! Слово «никогда» означает, что, если такая мысль приходит кому-то из них в голову, он понимает, что отступил от дружбы, что в этот момент он не является другом. И тогда он должен для себя решить, чего он хочет — остаться другом или попытаться изменить характер отношений.

— И ты считаешь, что мы друзья?

— Мы почти друзья. Когда ты избавишься от любых, даже малейших уколов ревности и будешь только радоваться моей свободе, мы станем настоящими друзьями.

— Консуэло, — Алонсо не мог скрыть, что не до конца понимает собеседницу, — почему тебе важно иметь друзей? Ты ведь и без того окружена блистательными поклонниками. Все они восхищаются тобой, все они очень интересные люди…

— А будут ли они восхищаться мной, если я заболею проказой? — перебила Консуэло, глядя ему прямо в глаза. — Останутся ли они для меня интересными, если сами впадут в старческое слабоумие? Если ответ на эти два вопроса положительный, то это уже не просто поклонники, а друзья. Знаешь, Алонсо, ни молодость, ни красота, ни даже острый ум не вечны. Друг не оставит меня, и я не оставлю друга, что бы ни произошло. Несмотря на все мое богатство, я прекрасно помню те дни, когда попала в плен и стала невольницей. На всем свете у меня не было ни единой близкой души. Для меня это и есть то, что люди называют адом.

— Мне очень по душе твое понимание дружбы, но кое-что меня смущает, — озабоченно произнес Алонсо. — Что-то я не слышал, чтобы друзья предавались любовным утехам.

— Это только потому, что ты никогда раньше не дружил с женщиной.

— Значит, ты считаешь, что мы можем быть друзьями и оставаться при этом любовниками?

— Почему бы и нет? — Консуэло улыбнулась и пожала плечами. — Разве дружба превращает нас в существ одного пола? Если мы друг другу нравимся, почему бы нам не быть любовниками? Главное здесь не то, будем мы предаваться телесной любви или нет, а то, зависит ли от этого наша дружба. Если зависит, то это не дружба, а самообман.

Алонсо подсел к Консуэло и осторожно запустил пальцы в ее волосы.

— Пойдем, друг мой, в наш альков под лестницей… — шепнул он ей в ухо. — Мы уже целые сутки не были любовниками.

— Пойдем. У меня есть для тебя сюрприз. — Консуэло легко вскочила на ноги и выбежала из комнаты.

В спальне она подвела удивленного Алонсо к низкому столику, на котором лежали какие-то непонятные предметы. Он не сразу сообразил, что это такое.

— Чехлы… — выдохнул он наконец, трогая колпачки, сделанные из мягкого, податливого, обработанного чем-то пергамента.

— Да, милый, те самые, овидиевы чехлы, с которых началось наше знакомство. Кстати, это твой вклад в нашу дружбу. Благодаря изобретательности древних и твоей замечательной эрудиции жизнь моя избавится от доброй половины тревог, опасений и страданий, связанных с вытравлением нежелательного плода, когда зачатие происходит, несмотря на все травы, амулеты и молитвы Марии Магдалине.

— Молитвы?! — недоверчиво переспросил Алонсо.

— А ты не знал, что все блудницы считают Марию Магдалину своей покровительницей? Я, правда, в свое время крестилась только ради выживания, но, если все ей молятся, как знать, может быть, это на самом деле помогает? В общем, — призналась Консуэло, — иногда меня посещают приступы благочестия, обычно они вызваны страхом, и тогда я тоже ей молюсь.

— Но ведь тем самым ты уподобляешься этим несчастным женщинам, которым до тебя как от земли до неба!