Рауль Мир–Хайдаров - Интервью для столичной газеты

— Это мы сейчас…— и Максуд направился к бытовке.

Он вынес столик, за которым бригада резалась в домино, из прорабской — металлическое вращающееся кресло, обитое ярко-красной искусственной кожей, а для себя прихватил табуретку.

— Комфорт, полный комфорт,— сказал довольный журналист, выкладывая на стол бумаги и портативный магнитофон. — Пожалуй, и начнем, а то на вашем солнышке как бы я не замурлыкал от удовольствия. Но прежде я хотел бы вообще поговорить с вами о строительстве. Ваше мнение, которое Сережа посчитал непригодным для печати, мне понравилось, и если оно подтверждается фактами, примерами, оно вполне годится для публикации. Меня как раз интересует то, чего не увидеть, как вы метко выразились, с наскоку. Все то, что лежит на поверхности, я, наверное, представляю. О том, что вы, строители, часто строите неважно, долго, дорого, однотипно, читатель хорошо знает. Его интересует — почему, а также — когда наступят долгожданные перемены? Для начала, товарищ Гимаев, такой вопрос: каким бы вы хотели видеть строительство?

— Более гибким и — сезонным…

— Пожалуйста, точнее…

— Могу и поточнее.— Гимаев положил руки на стол, сцепил пальцы. — Прежде о сезонности — мне кажется это главным. Для ясности, назовем благоприятные для стройки месяцы летними, а неудобные — зимними. В разных климатических зонах, разумеется, разные сроки. Производительность труда в летние и зимние месяцы несравнимая, о качестве работ и себестоимости и говорить не приходится.

Вроде яснее ясного: летом должен использоваться весь световой день, а по мне — так и все двадцать четыре часа,— дело ведь не в часах, а в отпущенном природой благоприятном времени. Отсюда на законном основании должно возникнуть понятие — сезонность. В этом слове для меня нет крамолы, лето для строителя должно быть как посевная или уборочная для хлебороба, когда работают, не покладая рук, не считаясь со временем. А как же получается у нас? Вы скажете: летом есть вторая смена. Да, она кое-где есть. Но, если провести честный учет рабочего времени вторых смен в целом по стране, они не дадут и тридцати процентов желаемого. Большинство смен числится только на бумаге, да еще в воображении руководителей — я ведь работал в разных концах страны и за свои слова отвечаю. Пойдем дальше…— Гимаев вытер вспотевший от волнения лоб. — У строителя в сезон, как и у любого, скажем, канцелярского работника,— пятидневка. А в зимние, по нашему условному определению, месяцы он сидит на простое, получая полновесную, почти летнюю зарплату. Не проще ли, в общем не ущемляя его прав, предоставить ему зимой три выходных дня, летом — один. Но тут уж мы переходим к гибкости, о которой я говорил вначале…— Максуд перевел дух.— На мой взгляд, зимние месяцы должны готовить летний плацдарм, а уж в сезон надо работать в три смены, и работать не на бумаге. Это насчет сроков строительства — здесь я вижу ощутимый резерв. Наверное, у вас возникает возражение: неудобно, непривычно. Отвечу: работа не должна принимать во внимание такие понятия, работа должна исходить из необходимости. Когда мы с вами спим, смотрим телевизор, а в это время варят сталь, ведут поезда и корабли, ремонтируют метро — то есть, работают многие люди, чей труд связан с непрерывным циклом, никто же не возмущается и не считает это неудобным. Наверное, и им хочется Новый год отмечать в кругу семьи, ходить в театр когда вздумается, а не когда получается, но они понимают: работа есть работа. Так почему же строители не могут работать летом, как следует, а зимой, соответственно, отдыхать? Впрочем, сказанное относится не только к строителям. То, что у нас в воскресенье не работает часть магазинов, на мой взгляд, чистейший абсурд. Если я в свой выходной не могу пойти в магазин, значит, должен делать это в рабочее время, потому что магазины закрываются в будни, именно когда мы идем с работы, а то и раньше. Парадокс? Еще какой! Да, не может быть общества, где одновременно все будут работать или отдыхать. Именно для того, чтобы одни могли хорошо отдыхать, другие должны в это время работать — и наоборот. Азбучные истины, не вам рассказывать. Разве это нормально, когда вы утром выходите на работу и видите, что ремонтируют вашу улицу. Перекрыто движение, создана масса неудобств! Разве такую работу нельзя проводить ночью? Удобно и для самих дорожников — никто им не мешает,— и для пешеходов, и для транспорта — для всех. Но нет, находятся доброхоты, которые, наверное, жалеют дорожных рабочих, но не жалеют ни всех остальных, ни государственных денег…

Журналист слушал, подставив усталое лицо заходящему солнцу, не перебивая, не делая никаких записей. Гимаев, глянув на смеженные веки старого человека, подумал — не задремал ли тот, и спросил:

— Я, может, говорю не о том, что вас интересует?

Журналист встрепенулся:

— Напротив, для меня это очень любопытно. Хотя, признаться, я думал: ничего новенького вы мне не скажете, я ведь давно пишу на эту тему. Вы не волнуйтесь, что я не делаю записей, магнитофон-то включен. Я боялся отвлечь вас вопросами, уж больно горячо вы говорили. Давно такого заинтересованного и искреннего слова не слышал. А теперь я спрошу вас: в какой бригаде, с кем вам хотелось бы работать сегодня?

— С шабашниками…

— С кем, с кем? — переспросил москвич и даже ладонь приложил к уху.

— С шабашниками, сезонниками, или как еще их там называют. Но вы-то, надеюсь, понимаете, о ком идет речь. Слово, согласен, — неудачное, не только настораживает, но и вызывает предубеждение, хотя я, говоря о шабашниках, имею в виду людей из тех краев, где исторически, испокон веков умели строить, и так получилось нынче, что в этих краях, особенно в горных и сельских местностях, имеются излишние трудовые ресурсы. Не желая покидать родные и обжитые места, они в сезон охотно выезжают на заработки. А поскольку эта огромная масса строителей не получила должного внимания со стороны государственных организаций, к ней примазались всякие ловкачи, из-за стараний которых народ и окрестил сезонников шабашниками.

— Да, конечно. Я встречался с ними и в Белоруссии, и в Казахстане,— корреспондент оживился: — Так почему же — с сезонниками?

Гимаев мог бы рассказать, что он отбывал наказание вместе с несколькими сезонниками из Армении, коноводами строительной артели. Судили их за финансовые нарушения бригадира. Их заработок казался местным жителям огромным, и это вызывало постоянные пересуды. Сработала жалоба, отправленная прокурору,— мол, приезжие зарабатывают в совхозе по семьсот-восемьсот рублей в месяц. А то, что они работали от зари до зари, по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки, без выходных, не говоря уже о субботах, да и на работе дурака не валяли, водку не пили, перекуров не устраивали, а умели делать то, чего местные не умели, сдавали объекты «под ключ» новоселам — главное условие подряда с сезонниками,— это никого, вроде бы, не касалось. Сезонники были строителями отменными, каждый из них возглавлял потом в колонии большую бригаду, и Гимаев всегда знал, что не подведут. С ними Гимаеву не раз приходилось держать совет, и каждый раз он поражался их сметке, находчивости, инициативе,— этому научила их самостоятельность, та ответственность, которую накладывает подряд — и по срокам, и по качеству. Сезонникам не на кого жаловаться, ссылаться, валить, некуда футболить: построил — получил, сорвал сроки — не обессудь. Авансы выдаются только на харчи, а не на год вперед, как бывает иногда на стройке, несделанное не запроцентируешь. Гимаев, и прежде приглядывавшийся к тому, как работали сезонники, теперь, столкнувшись с ними в колонии, знал их беды как свои. Но говорить о колонии корреспонденту не стал, не верил, что поймет правильно.