Эльмира Нетесова - Судьбы в капкане

Но в комнате никого из девок. Только Лянка спит, свернувшись клубком. Может, ее предложить? Сколько может дарма хлеб жрать? — толкает девчонку в бок. Та ничего не может понять спросонок:

— Валяй к хахалям. Вон ждут за дверями! Хватит дрыхнуть! — дергает Лянку. Девчонка вскочила:

— А я при чем? Уже и меня запродать решила? За что? Я у тебя в домработницах, а не в суках. Не пойду на панель! Ты всех продала. Скоро сама дешевкой станешь! — получила оглушительную оплеуху и, отлетев к койке, взвыла жалобно:

— Боря, братик, возьми меня к себе! Иль не видишь, как я тут мучаюсь! То твоя жена, теперь эта безногая колотит. Ни у кого души нет! Дай мне сдохнуть, помоги!

— Нету девок! — крикнула Катя за дверь.

— А кто голосит?

— Соплячка! Зелень!

— Давай ее! Сгодится! — кричали мужики.

— Никуда не пойдет. Совсем ребенок!

— Отдай! А то двери вынесем!

— Вон отсюда, козлы! Иль у самих детей нет? Совсем оборзели отморозки! Валите прочь, пока ментов не позвала!

— Катя, не шали! Не доставай нас! Не то и до тебя доберемся, на полу разложим и в очередь поимеем вместе с сикухой! — орали подвыпившие мужики за дверью.

— Что ты там базарил, кастрированная гнида? Меня захотел натянуть, обосраный лопух! — взяла костыли и, открыв дверь, ударила по голове громоздкого, рыхлого мужика, стоявшего впереди всех, тот тут же свалился под ноги мужикам. Катя успела сунуть костылем в лицо коренастому, крепкому мужику, у того из носа хлынула кровь.

Катя быстро вернулась в квартиру, закрыла дверь и уже в окно увидела, как уезжали клиенты, все четверо сели в «Волгу» и укатили со двора, матерясь и грозя именно ей.

Баба услышала, что Лянка не спит. Когда оглянулась, приметила, что та собирает в сумку свои вещички и всхлипывает.

— Ты куда настропалилась на ночь глядя?

— В общагу уйду, — буркнула коротко.

— А чего теперь? Иль завтра времени не будет?

— Кто знает, подвалит какой-нибудь хмырь побогаче, ты и выкинешь меня ему. Кто я здесь? Вон родной сын из дома ушел, даже не подумала остановить. А куда Мишке деваться? Ведь у него кроме тебя никого нет. А и у самой, от всей родни только костыль остался. Случись что-нибудь, ни помочь, ни похоронить некому. Девки про тебя и не вспомнят. Не нужна им. Мишку надолго обидела. Да и я насовсем уйду, не половик, чтоб об меня ноги вытирали. Живи со своими деньгами. Ты уже молишься на них. А еще говорила, что много в жизни пережила. Если б так было, не купилась бы на блядей! Из-за их денег вовсе мозги посеяла! — закрыла сумку и вышла в прихожую обуться.

— Стой, дура!

— Была дурой, стала Ляной! — взялась за ручку двери. Но ключ оказался в кармане Кати.

— Выпусти. Не хочу больше жить здесь.

— Охолонь. Подожди утра, может, одумаешься.

— Нет. Я давно решила. Хватит с меня!

— С чего это мышка взбунтовалась? Иль плохо жила, иль голодала?

— Не все счастье в сытом пузе. Я помогала, а теперь стала лишней, не нужной. Да и мышью дышать опротивело. Лучше сухую корку жевать, но в человеки вернуться.

— Лянка! Не высовывайся, живи тихо. Иль мало моего примера! Иль девки, думаешь им сладко? Ошибаешься! Жизнь штука суровая, малой оплошки не прощает. Подрасти, повзрослей малость, а уж тогда решай…

— А зачем меня мужикам продать хотела?

— Да пошутила…

— Неправда! Хотела подсунуть козлам. Думала, что смолчу, стерплю? — дернула дверь.

— Прости, Лянка, не то ляпнула, — подошла к девчонке, обняла ее.

Кате стало страшно остаться одной. Она, сама не понимая, боялась темноты и тишины, а потому не хотела отпускать девчонку, а та назойливо твердила свое:

— Выпусти меня!

— Лянка! Остынь. Уйти всегда успеешь. А вот вернуться уже не получится никогда! Давай спокойно поговорим, — позвала за собой на кухню:

— Ты стала совсем другой. Я не узнаю той, какая взяла меня. Только о деньгах говоришь и думаешь. Уже руки трясутся, а все мало. Вспомни, сколько лет тебе? Иль думаешь, вторую жизнь купишь, не сумев первую путем прожить. Раньше Мишку любила, а теперь, будь он девкой, ты и его продала бы на ночь!

— Что?! — рявкнула Катя, побледнев, тяжело ступая, подошла к двери, открыла настежь:

— Вон отсюда, мандавошка! — рявкнула так, что девчонка пулей выскочила из дома.

Баба плакала у окна. В кромешной тьме не разглядела, куда побежала Лянка. Катя еле дошла до постели, звенело в ушах, нестерпимо заболела голова.

— Пить, дайте воды, — просила женщина, но в доме никого, ни одной живой души, лишь тикают часы на стене.

— Ради Бога, дайте глоток воды, — просит баба. Рука, слабея, соскользнула вниз, наткнулась на пластмассовую бутылку с водой, там ее поставила Лянка.

Катя пила, обливаясь и захлебываясь. Какое счастье, что бутылка оказалась под рукой.

Баба продохнула давящий ком, долго смотрела в пустоту квартиры. И слезы невольно побежали на подушку.

— Ведь вот все есть, ковры и мебель, хрусталь и дорогая посуда, машина и деньги. А чего все это стоит? Рядом никого. Единственный сын сбежал, ничего ему не надо. И не позвонит, жива ли она здесь иль умерла! Девки и вовсе чужие. Кто она им? А тогда зачем эти деньги? Для кого они, если никому не нужны. Зачем их копить? Кто ими воспользуется? Мишка? Вернется ли он к ней, а может, помыкавшись по друзьям, сорвется с отчаянья в какой-нибудь другой город и никогда меня не вспомнит, — вытирает мокрое лицо Катя, заслышав, как чья-то неуверенная рука вставляет ключ в замочную скважину двери.

— Кто там? — окликнула вошедшего.

— Это я, Юлька! — отозвалась из прихожей девка и, робко ступая, заглянула в спальню, включила свет.

— Что с тобой? — испугалась Катя, глянув на девку. Вся в пыли и в грязи, лицо в синяках, опухшее, волосы стоят дыбом, глаза заплыли. От одежды одни лохмотья.

— Клиенты рассчитывались. Вчетвером меня тыздили.

— За что?

— Чтоб денег не просила. Думала, вконец уроют. На коленях умоляла отпустить живой. Обещала не поднимать шухер в легашке, иначе грозились замокрить в натуре, — пошла девка в ванну. Она долго отмывалась, а, выйдя, надела халат и тапки, присела рядом с Катиной койкой и заговорила, с трудом раздирая вспухшие губы:

— Сама знаешь, эти отморозки из деревни. Повезли меня вдвоем, чтоб повеселиться. Заплатить обещали классно. В натуре поверила им. Подумала, что двоих сумею спокойно выдержать. Они меня завезли в горы к пастухам. Там восемь козлов. Раздели догола и устроили конвейер. Едва один слезет, другой заскочил. Ни жрать, ни спать, ни перекурить не дали целых два дня. Да ладно бы силовали как люди! — заплакала девка:

— Когда меня валить начало, они плеткой подбадривать начали. Да так, что шкура затрещала всюду. Глянь, что натворили, — расстегнула халат. Катька вскрикнула в ужасе. Все тело Юльки было исполосовано кровавыми рубцами.