Ларс Хусум - Мой друг Иисус Христос

– Николай, отпусти ее, чтобы она могла вздохнуть.

Я в недоумении поглядел на нее, потом на Марианну, которая смотрела на меня мутным взглядом. Мне надо было отпустить ее, а я прижимал все сильнее. В этот момент я испытал странное, незнакомое ощущение. Мое дыхание стало удивительно легким, из живота исчез стягивающийся узел. Марианна потеряла сознание и истекала кровью, но она жива. И она сама, и врачи утверждают довольно уверенно, что она никогда не умирала. Они говорят, что кровь пошла из-за прикушенного языка, а от шока она потеряла сознание. Но я знаю лучше. Дело не только в языке и в шоке. Я вглядываюсь глубоко в ее глаза и говорю:

– Мне кажется, я счастлив.

Она не слышит меня – она еще не пришла в себя.

«Скорая» забрала Марианну, а к автобусу стали стягиваться люди. Силье объясняла спасателям, что Марианна наткнулась на дверь шкафа. Я шатался вокруг. Я хотел ехать в больницу вместе с ней, но Силье вытащила меня из машины. Я не переставал целовать Марианну, пока ее не увезли, и повторял: «Мне кажется, я счастлив». Она улыбнулась. В какой-то момент она даже отчасти поняла меня и попыталась сама что-то сказать, но не смогла, потому что у нее сильно распух язык. Она потянулась ко мне, но Силье отстранила меня. «Скорая» уехала, и я остался с Силье. Отсутствие Марианны сказалось на мне незамедлительно – мое тело сразу забеспокоилось. Я огляделся:

– Где она?

Силье схватила меня и потянула к автобусу:

– Где кто?

– Где Камилла?

Она затолкнула меня в автобус и закрыла двери изнутри:

– Я ее отпустила.

Я бы убил Камиллу. Она должна поплатиться за то, что сотворила с моей Марианной. А вместо этого я оказался запертым с Силье, которая принялась с любопытством меня разглядывать. Что она на меня так вытаращилась?

– Где она? – яростно прошептал я.

– Я понятия не имею, Николай.

Рядом со мной на сиденье лежала гитара. Я взял ее, ожидая от Силье какой-то реакции, но реакции не последовало, и я треснул гитарой об пол. Раздался адский грохот, гитара разбилась на кусочки.

– Все равно это была не ее гитара, – сказала Силье.

В дверь постучали:

– Ты там в порядке?

– Да, все нормально. Оставьте нас в покое.

А я стоял и пыхтел.

– Я выйду и отыщу эту тварь!

Но Силье преградила мне дорогу:

– Нет, Николай, ты останешься со мной.

Воздух вновь потяжелел. Я был весь переполнен гневом, который необходимо было каким-то образом выпустить наружу.

– Почему ты на меня так странно смотришь?

Я не осознавал этого, но ее взгляд меня провоцировал. Она молчала. Мы стояли совсем рядом, и ее рука коснулась моего бедра, от чего меня поразила мгновенная судорога. Я наклонился и помассировал ногу. Силье засмеялась.

– Почему ты смеешься?

– Ты все еще страдаешь от судорог?

Я покачал головой, она соблазняющим жестом протянула ногу, и я в раздражении схватил ее. Она чуть дернулась от испуга, и я тут же отпустил:

– Не трогай меня, Силье, не сейчас.

Нужно было выбраться наружу. Нельзя оставаться с Силье. Но она снова встала у меня на дороге.

– Мне надо идти.

– Нет, Николай, нельзя. Я хочу, чтобы ты остался со мной.

Между нами было всего лишь несколько сантиметров этого густого воздуха. Она смотрела мне в глаза. Я отодвинулся от нее, но она опять подошла ближе. Больше мне некуда было отходить. Она ждала, что я теперь буду делать. Я взорвался довольно быстро. Она стояла так близко, как только можно было придвинуться ко мне, не касаясь. Она заигрывала со мной. И это было сексуально.

– Силье, отойди.

Но она не отходила, и я не выдержал. Схватив за шею левой рукой, я притянул ее голову к своему лицу, поцеловал и запустил правую руку ей в штаны. Я попытался войти в нее пальцем, но не смог: она крепко сжала ноги. Она не хотела. Тогда я ее отпустил.

– Извини, я просто подумал, что ты не против. Не надо было… Я люблю Марианну, – промямлил я.

Силье совершенно не выглядела испуганной. Она продолжала стоять на месте в полуспущенных штанах. Я почувствовал отвращение к самому себе. Она молчала. Я снова попытался уйти, но она опять перегородила мне дорогу к выходу. Я больше не злился. Мне было неловко и страшно.

– Неужели ты так и не позволишь мне уйти?

Она покачала головой. Затем повернулась ко мне спиной, стянула штаны, взялась руками за спинки двух стульев и наклонилась вперед. Я в смятении пыхтел.

Она стоит передо мной с задранной кверху задницей и блокирует выход. Я подхожу к ней поближе, затем вновь отхожу и наконец встаю сзади, вытаскиваю член и всовываю его, стараясь протолкнуть как можно глубже. Она молчит. Как только я кончаю, а происходит это довольно быстро, она отталкивает меня. Я падаю на пол и сижу на коленях, пока она надевает трусы и штаны. Я чувствую себя отвратительно и грязно. С глубоким вздохом она проходит мимо меня к дивану, радостно взглянув на меня, сидящего на полу с голым задом. Теперь она смеется:

– Николай, может, хоть штаны наденешь? А то мне немного не по себе от того, что ты сидишь передо мной с голой прыщавой задницей.

Я натягиваю штаны и поднимаюсь с пола. Мне страшно взглянуть Силье в глаза, поэтому я смотрю вниз.

– Ну, хватит уже трястись. Ничего страшного не случилось.

– А теперь мне можно идти?

– Да, проваливай скорее домой, к Марианне.

Она встает с дивана, проходит мимо, от чего я весь съеживаюсь, и распахивает дверь. Я тороплюсь к выходу. Прежде чем она закрывает за мной дверь, я оборачиваюсь:

– Я не понял.

Она молча хлопает дверью, и я оказываюсь на улице лицом к лицу с Надей Йессен из «Скьерн-Тарм дагбладет», которой не терпится услышать, чего именно я не понял.

Автобус покидает Тарм спустя полчаса.

Мне страшно вернуться домой. Проходит немало времени, прежде чем я направляюсь в сторону Поппельвай. Я прохожу мимо довольных пьяных людей, которые завершают празднование. Скоро Тарм вернется к своей обычной жизни. Подойдя к дому, я еще не знаю, надо ли рассказывать Марианне о том, что произошло. К счастью, она еще не вернулась из больницы, и я залезаю под душ. Стоя в ванне, я слышу, как входит Марианна. Она зовет меня. Я тяну время, но все-таки кричу ей, что я в душе. Она заходит ко мне и отдергивает шторку. У нее распух язык, рот закрывается лишь наполовину, потому что язык не помещается внутри, и это придает ей вид умственно отсталой.

– Ты как? – спрашиваю я.

– Мне накладывали швы на язык, – гнусавит она и высовывает язык как можно дальше, чтобы показать швы.

Выглядит впечатляюще. Кажется, что язык почти откушен, и я с трудом понимаю, что она говорит.

Она залезает ко мне прямо в одежде и обнимает, прижавшись головой к моей спине:

– У тебя наконец-то появилось разрешение быть счастливым?