Наталья Рубанова - Коллекция нефункциональных мужчин: Предъявы

«Так и железной ледькой станешь», — подумала она, вспомнив о восковой фигуре Маргарет Тэтчер: та стояла в витрине в синем «родном» костюме и отталкивала маленькими мышиными глазками, будто живыми.

Еще Анфиса подумала, что неплохо бы перекусить, что зря она в «Праге» упустила такой момент, и стала уныло грызть чипсы. «А если он не придет и не поцелует, в смысле — не разбудит? — тревожилась. — Что тогда? Сама-то себя я поцеловать не могу».

«Но разбудить можешь», — сказал ей внутренний голос, и Анфиса разозлилась:

— Да сколько можно, все сама и сама!! Хоть раз бы — как в сказке! — Тут она вдруг разревелась, а внутренний голос утонул в слезном пруду, потопившем не только окно, Музей восковых фигур, но и сам Щелковский автовокзал. Люди и манекены стали похожи на героев «Титаника», только Ди Каприо поблизости не было.

«А ты бы смогла за мной, как она?» — вспомнила Анфиса давнее, когда смотрела фильм с Небезызвестным.

В кадре Ди Каприо был прикован к какой-то трубе, и вода заливала отсек, а Роуз аффективно плыла к красавчику с топором. Анфиса тогда промолчала; молчала она и сейчас, потеряв всякие ориентиры — она ведь не знала, зачем ей эти все Бардо, в ассортименте с принцем, методологией и пустым желудком. Анфиса, впрочем, не решаясь упасть окончательно в собственных глазах, наспех вытерла глупые слезы и чихнула, шепнув в пустоту:

— Да разве может быть что-то хуже, чем упасть в собственных глазах? — и, отряхнувшись, пошла искать чудо в щекотливом промежутке между жизнью и ее подобием.

«Тиха украинская ночь», — пронеслась строчка мимо Анфисы, и тут же скрылась за ярким месяцем, который так и хотелось лизнуть: он был будто леденец на фоне темного неба с парой-тройкой вылинявших за день тучек. Анфиса подняла глаза вверх и вдруг поняла, что никакая сейчас не ночь, а самый настоящий белый день, и стоит она аккурат посередине Дерибасовской, слушая обрывки интеллектуальной беседы:

— Вы бы, мадам Жлобенко, не вдалбливали в огурцы столько соли. Огурцы — не девушка в положении!

— Я, мадам Лохушко, и рада бы поменьше соли, да Фанька того и гляди выродит!

— Вы бы, мадам Жлобенко, все-таки поменьше… А Фанька и капусты съест.

— Да Фанька-то уж всю капусту сожрала, мадам Лохушко! Так что к ужину не приглашаю, пока Фанька не выродит, уж не обессудьте, мадам Лохушко!

Отойдя куда подальше, Анфиса заметила полинявших, как тучки, путанок лет по осьмнадцать, а прямо по курсу — крайне мерзкого типа. Это был майор Похрёнушко, действующий согласно пунктам разнообразных приложений к несуществующей Инструкции.

— Здрасьте, здрасьте, — тошнотно изменил он положение лицевых мышц улыбкой. — Никак, на заработки?

— Никак нет, — ответила Анфиса. — Хотя работка бы не помешала, нельзя же жить на одну стипендию!

Майор Похренушко загоготал:

— Да кто ж тебя на работу без блата возьмет? Эх, зелень… — он почесал затылок. — Вот, правда, если хочешь Большой и Чистой Работы, приходи вечером на сеновал. Придешь?

— А чего ж не прийти, — сказала Анфиса. — Приду. Только с бхагаваном.

— С каким таким бхагаваном? — переполошился Похренушко и даже не успел цыкнуть на пасущихся недалеко пасторальных путанок: чистый фа-мажор, неразбавленный. — Бхагаван нам не нужен!

Анфиса пожала плечами и направилась было к морю, оставляя легавого у открытого кафе, но тот быстро отставать не привык:

— Ваши документы, — сказал он официально.

Анфиса протянула паспорт.

Майор Похренушко долго изучал графу «Место жительства» и, напрягши мозг, догадался: Анфиса не из местных.

— Почему прописана не на Дерибасовской? — он вытаращил на Анфису мутно-поносные глаза.

— ?!.

— Прописаны в другом городе, а по Дерибасовской расхаживаете, как по дому родному! Платите штраф.

— Но за что? — Анфиса обалдела от такого идиотизма.

— За то, что не зарегистрировались.

— Но я только приехала…

— Короче: или штраф, или вечером на сеновал, ясно?

— Не очень, — Анфиса разозлилась не на шутку и крепко выругалась.

— Ах так?! — разъярился Похренушко. — Взять ее!

Откуда ни возьмись, появилось еще несколько легавых: Анфису затолкали в «воронок» к трем фа-мажорным путанкам.

— За что? — тихо поинтересовалась у самой себя в воронке Анфиса, а тощенькая, с малиновой, размазавшейся на губах помадой, объяснила:

— За что, за что. За «Титаник», известно. Ди Каприо, Роуз с топором… Вот и торчи в ментовке теперь, москвачка хренова.

— Дура, — сказала Анфиса и отвернулась. — Ты хоть «Муму» успела в школе прочитать?

Майор Похренушко не дал возможности расставить точки над шедевром классики и, залезая в «воронок», наклонился к Анфисе: она почуяла, как противно несет от него луком, потом, политинформацией и хоровым дирижированием.

— Так как — «туда» или на сеновал?

Анфиса в секундном размышлении «сказать-несказать гадость?» ужаснулась, до какой же степени она глупа, если материализует постоянно какое-нибудь г. вместо «большой и чистой». Вот и сейчас: проститутки, офигевший мент, жара; до моря — рукой подать, а ее везут в ментовку…

— Я твой самый знаменательный числитель, — продолжал распинаться Похренушко, — Из первого ряда.

— А я тебя на ноль разделю, — осенило вдруг Анфису, и внезапно исчезло все: Похренушко с запахом изо рта, глупые путанки, душный «черный ворон», не списанный с 1937-го, и даже сама Дерибасовская. Жаль было только море…

Вместо всего этого Анфиса увидела саму себя, стоящую неподалеку от грязноватого пятачка, у магазина «Продукты» с игривой вывеской «ООО Содом, Гоморра и K°». На тяжелой железной двери висела ксеранутая реклама «Йохимбе — и вы настоящий пацан», а несколько пока не очень настоящих пацанов внимательно, по складам, читали одинокую бумажку. Автобус, отправляющийся от станции «Куево-Кукуево», ходил раз в полтора часа.

В Куево-Кукуеве к этому привыкли; автобус раз в полтора часа мало кого трогал. Анфиса тоже попыталась сделать так, чтобы ее это мало трогало, и это почти получилось, если б кто-то не сказал, будто автобус пойдет только до Куякова, а не до Города.

— А из Куякова до Города когда? — поинтересовалась осторожно Анфиса.

— А из Куякова, мадам, сегодня ничего не пойдет. Отменили.

— Как же тогда до Города добраться? — спросила в воздух Анфиса.

— Ну, язык до Города доведет, — ободрили Анфису куево-кукуевцы и встали в длинную очередь к прибывшему транспорту с табличкой «До Куякова» на лобовом стекле. Автобус напоминал ма-шинку фирмы «Ритуал», но внутри было весело — народец оказался не злобным, а смешливым. Особенно долго смеялись потом карманники, собирающие собственный НДС.

— Почем билет? — спрашивал кто-то, никогда не живший больше, чем на одну зарплату.