Эльмира Нетесова - Тонкий лед

— Если решишь остаться с нею, сложности тебя, конечно, не минуют и через годы. Ты это знаешь сам. У нас легко получить спецотметку в паспорт, а вот смыть ее попробуй.

— Федь, не в том беда. Тут милиция пошла б на­встречу. Есть свои мужики, надежные, быстро б очис­тили. Но Егор в нашей системе до пенсии, а значит, здесь, в Поронайске вынужден жить. В городе, мне вам не говорить, все друг друга знают с отметками и без них. Один есть выход: уехать на материк. Но это нереально. На новом месте все заново придется на­живать и устраиваться. Как сложится, куда возьмут и кем, какая зарплата, а главное, сколько лет служить до пенсии? Вдвое больше! А зарплата притом — вдвое меньше. Поневоле задумаешься!

— Егор, а ты что надумал?

— Пока ничего не решил. Рано. Присмотреться нуж­но, чтоб не получилось как с Томкой... А может, так и оставлю, как есть, не создавая семьи. Кому она нужна теперь? Мне даже удобнее без обязанностей. Никаких забот, да и Зойка в жены не рвется.

— Ну, я — не советчик в таких делах. Только одно запомни крепко, это — Сахалин. Путевую бабу из-под носа уведут. Хорошая женщина на сугробе не заваля­ется. Пока ты к ней присматриваешься, ее из рук выр­вут. С год одна поживет, пока привыкнет к ней город, а если местная, в любой день уведут,— говорил Кась­янов задумчиво.

— Тужить не стану. Найду другую. К женщине не стоит привыкать, да и не хочу обнадеживать. Я не связываю ей руки. Сам предлагал найти другого, говорил, что не смогу жениться. Она, кажется, поняла и согла­силась.

— А ты, дружбан, трусоватый! С бабой в постель ложишься на ночь, потом обижаешь ее! Как последний чмо, отморозок, а не мужик! Не хочешь жениться, не базарь вслух! Сделай вашу связь радостной. Пусть она не ругает, а ждет тебя, дурака! — выпалил Соколов, не глядя на Егора, и кинул ему на колени платок с клю­чом.— Бери! Тебе это — лучшая награда. Не позорься даже при временной связи. Мужика в тебе оценили, а человека сам не роняй. Дошло или нет? — глянул колюче.

— Пусть время покажет! — сунул платок в карман, не глядя.

— Кому покажет, другого накажет,— обронил Кась­янов.

— Не велика потеря,— отозвался Егор эхом.

— Тебе виднее...

— Большее упустил.

— Сам дурак! Твоя Томка — нормальная женщина. Ее стоило любить и беречь, а ты ее как домработницу запряг, без просвета. Да если б я свою вот так держал, она от меня давно б слиняла. И Федю бросила б жена! Верно говорю? — повернулся Соколов к Федору Дмит­риевичу.

— Теперь уж нет. На дачу ездим, а раньше тоже в кино водил, гуляли по берегу моря. Или в гости с со­бой брал. Вечерами по городу гуляли. Женщина — су­щество капризное: не уделил ей внимания, обид — пол­ная пазуха. Вот мой родственник, знаешь, как посту­пает, чтоб не вести жену на прогулку? Приходит с ра­боты, к чему-нибудь придерется, вспыхнет ссора. Вот тебе и повод остаться дома! Хитер гад!

— А ночью как в постель ложится? — прищурился Соколов.

— Молча. Спиной к спине. Так до утра.

— Говно твой родственник! Как человек — подлый! А уж как мужик — вовсе плевка не стоит. Бабе надо б повернуться и дать такому мужу хорошего пинка из постели! Чтоб в стенку рылом вписался, гнус!

— Я и сам его не уважаю, Ну, что за дела? Прихо­дит к нам — мы накормим, напоим, а к нему заявись — стакан чая не даст! Во, жлоб!

— Это от женщины зависит. Какой порядок заве­дет, так и будет,— не согласился Егор.— Я своей теще ничего не говорю. Она сама каждого угостит. Никого не отпустит голодным, хотя не из сахалинцев. Натура у нее добрая. Может, потому что сама в жизни часто бедствовала,— вставил Платонов грустно.

— Скажи, у твоей Зои родня имеется? — спросил внезапно Касьянов.

— Да и не знаю. О матери иногда говорит. Она уже на пенсии, живая, а где она, я не спрашивал,— при­знался Егор.

— Совсем дремучий!

— Тундра! — поддержал Соколов, отвернувшись от Платонова.

Тот сник, молча стал пить чай.

— Пойми, матерям помогают. Каково же твоей жен­щине, если сама на ноги не встала?

— Я предлагал деньги много раз. Она не взяла, наотрез отказалась. Говорит, что сама справится.

— Выходит, тоже присматривается к тебе. Ладно! Только пока ничего не решили, не афишируйте свои отношения, чтоб не нарваться на неприятности. Их и так хватает,— краснел Касьянов.

— Ну, что, мужики? Поехали домой? — встал Со­колов с пенька.

Вскоре люди загасили огонь, сели в машину и только тут приметили на капоте бурундука. Зверек спал на прогретом железе и не услышал, как вернулись к ма­шине мужчины.

— Сахара кусочек дай ему. Как положняк! Ведь он хозяин здесь, мы — только гости! — вспомнил Соколов. Быстро найдя сахар, подошел к капоту. Бурундук не убежал, не испугался человека. Обнюхав гостинец, при­нялся грызть его прямо на капоте.

— Э-э, Кент, нам домой пора. Слышишь? Беги к се­бе, отпусти нас! — попросил зверька Александр Ива­нович. Тот будто понял, спрыгнул на землю и тут же исчез в кустах.

— Вот бы с зэками так! Сказал им, они послушались бы! Интересно, почему у человека с природой полный контакт, а вот между собой не всегда получается?

Егор устроился на заднем сиденье, обдумывал раз­говор с мужиками о Зое.

«Всюду я не прав! И с нею тоже. Невнимателен, груб, не могу правильно обходиться с женщиной. А как еще? Вон теща сколько лет со мной живет и не жалу­ется. Вот только деваться ей некуда, а то бы сбежа­ла»,— подумалось человеку невеселое.

Соколов с Касьяновым обменивались взаимными шутками вперемешку с новостями. О Платонове они, казалось, забыли, чему Егор был несказанно рад.

Машина, охая на ухабах и выбоинах, въехала в го­род уже по сумеркам.

Первым из нее вышел Егор. Он выгрузил из багаж­ника все грибы, которые набрал сам.

— Так я тебя утром жду на работе,— услышал го­лос Александра Ивановича.

Коротко ему ответил:

— Конечно, приеду.

Мария Тарасовна, увидев гору грибов, всплеснула руками от радости.

— Сынок, спасибо! Вот это подарок! Нынче все пе­реберу, почищу, отварю, а завтра закатаю в банки. На Новый год свои грибочки на стол поставлю! — улыба­лась женщина и, вспомнив, предложила: — Егор, при­мерь свитер. Связала тебе. Понравится ли только? — тревожилась теща.

Платонов не стал упрямиться. Свитер и вправду был хорош. Легкий, теплый, он словно обнял человека со всех сторон.

— Хорош! Чудо! Спасибо, мам,— подошел к Ма­рии Тарасовне, поцеловал в щеку.

— Уж очень старалась. Теперь самое время его носить. Не будешь мерзнуть на работе,— разгляды­вала свитер на Егоре придирчиво, а потом сказала:

— Знаешь, вчера мне долго не спалось. Сама не знаю, что мешало? И вдруг в одиннадцатом часу телефон зазвонил. Я думала, что это ты про меня вспомнил. Но в трубке — молчание. Я долго алокала, да никто не отозвался. Глухо, будто в заднице у покойника. Тамар­ка звонить не будет, пока не получит ответ Оля. Оно и срочности такой нет. Из своих городских вряд ли кто решился бы в такое время беспокоить. Но звонили тебе, когда ты у женщины был. Сразу, когда вернулся, я за­памятовала тебе сказать. Оно, вроде мелочь, но кто-то хотел поговорить по срочному делу, раз в такое время звонить насмелился. Из своих только Соколов вот так может. Этот средь ночи поднимет. Ему море по колено, коль сам не спит, весь город должен на ушах скакать.