Тауфик аль-Хаким - Избранное

С этого дня мамур где только мог чернил шариатского судью, а шариатский судья поносил мамура.

Но политика дала теперь страшную власть людям, занимающим административные посты. Шариатский судья испугался и пришел к мудрому выводу, что безопаснее будет подружиться с мамуром. Он так и сделал, не поскупившись на лесть.

Все это пронеслось теперь в моей памяти. Не сдержавшись, я сказал:

— То, что они помирились, — хорошо, но даже в настоящих условиях есть нечто, что называется человеческим достоинством…

Сделав многозначительный жест, судья воскликнул:

— Смотря чье достоинство, мон шер! [110] Мон шер — мой дорогой ( франц. ).

Собираясь уже уходить, он вдруг наклонился ко мне и сказал, понизив голос:

— Расскажу вам по секрету: однажды ко мне домой пришел феллах. Он принес барана и сказал, что это подарок. Я спросил его: «За что подарок?» Тогда он ответил: «По договоренности… За то, что мне вернули мою жену». Тут я все понял и сказал ему: «Ты ошибся домом. Тебе нужен шариатский судья…»

Я не особенно удивился. Мой собеседник попрощался и ушел, а я, оставшись один, задумался над всем, что услышал. Потом я решил пойти к мамуру и порасспросить его о деле, про которое говорил судья. В сопровождении своей охраны я отправился в путь. Войдя в кабинет мамура, я опять застал его с одним из старост. Он говорил с ним почти грубо. Вид омды не свидетельствовал ни о достатке, ни о солидности — по-видимому, это был один из самых забитых и невежественных старост. Ведь старосты, как саранча, принимают цвет земли, на которой родятся. На зеленой земле родится зеленая саранча, на бесплодной земле — серая. Этот серый староста был, несомненно, из далекой нищей деревни, расположенной на границе района, у самой пустыни. Поздоровавшись с мамуром, я сказал улыбаясь:

— Вечно вы возитесь со старостами!

Он устало ответил:

— Что же поделаешь, господин мой!

Усадив меня, он велел подать кофе. Несмотря на то что я не был близок с ним и его клубом, он уважал меня и никогда не злился на меня, как на других. Я всегда бываю осторожен с лицами, занимающими административные посты. Давая служебные распоряжения, я стараюсь не задевать достоинство человека.

Извинившись, мамур попросил у меня разрешения закончить беседу со старостой, чтобы отпустить его. Я дал свое согласие, и, обернувшись к старосте, он сказал угрожающим тоном:

— Смотри! Видно, ты меня еще не знаешь! Клянусь Аллахом, мне нужно…

Прервав его, староста умоляюще сказал:

— Я человек бедный…

Но мамур продолжал угрожать…

— Подожди! Не будь я мамур, если не засуну тебя в парламент!

— За что? Что я такого сделал, чтобы вы засовывали меня в парламент?

Староста произнес это испуганно, с мольбой. Я удивился и засмеялся, а мамур, обернувшись ко мне, сказал:

— Списки избирателей у него в кармане, а он не знает, что такое парламент? Как вам это нравится? И это старосты, а мы должны с ними работать!!!

Он снова обернулся к этому человеку и гаркнул:

— Убирайся вон, пока я тебя не вышиб отсюда!

Староста покорно вышел, словно слуга или преступник.

Я подумал: унижение, которому его подвергают господа администраторы, даст свои плоды. Он, в свою очередь, будет унижать население деревни, которой управляет. Чаша унижения переходит обычно из рук начальника к его подчиненным, пока в конце концов не доходит до бедного народа, и тот выпивает сию чашу до дна.

Мамур подсел ко мне, спросив, по какому случаю я оказал ему честь своим визитом. Я ответил, что просто соскучился. Он улыбнулся, не веря такой платонической причине. Я не особенно настаивал и серьезно сказал:

— Вы слышали, господин мамур, что одного пристава избили и подвергли заключению во время исполнения служебных обязанностей?

Он поспешно заявил:

— Мне об этом ничего не известно.

— Разве маркез не получил уведомления об этом деле?

— Если бы получил, мы произвели бы расследование.

— Конечно.

Я замолчал. Мамур на мгновенье задумался и спросил:

— Вам кто-нибудь об этом сообщил, господин?

— Если бы мне сообщили, я сразу начал бы расследование.

— Верно?

— По-видимому, это просто сплетни.

И тут мамур дал себе волю.

— Клянусь жизнью, — сказал он, — сплетни идут из самого суда, чтобы дискредитировать наше управление, и вам прекрасно известно, что их распространяет господин судья, чтобы нас опорочить…

Мамур собирался посвятить меня в подробности, но я дал ему понять, что не хочу разговаривать на эту тему, чтобы между нами не разгорелся спор. Он ведь уже понял, что я отношусь к этому делу серьезно и в случае необходимости приму предусмотренные законом меры. Я поднялся, мамур тоже встал. Я сказал шутя:

— А как идут выборы, господин мамур?..

— Прекрасно.

— По всем правилам?

Он пристально посмотрел на меня и ответил так же шутливо:

— Что же нам смеяться друг над другом! Ведь во всей вселенной выборы идут по всем правилам!

Я засмеялся:

— Я хотел спросить, имеется ли видимость, что они идут по всем правилам?

— Если так, будьте покойны.

После небольшой паузы он самодовольно добавил:

— Верьте в Аллаха, — я мамур по чести. Я не таков, как те мамуры, которых вы знаете. Клянусь жизнью, я не вмешиваюсь в выборы, не оказываю давления на свободу населения, не говорю: «Изберите этого, а того провалите». Нет, нет и нет! В моих правилах — предоставить людям полную свободу, пусть выбирают, кого хотят.

Я удивленно воскликнул:

— Замечательно, господин мамур! Только не опасны ли такие слова для человека на вашем посту?.. Вы великий человек!..

Он продолжал:

— Таков мой постоянный метод во время выборов: полная свобода! Я предоставляю полную свободу на выборах, чтобы они проходили нормально. Но потом я просто беру урну с бюллетенями и бросаю ее в канал, а на ее место ставлю другую, подготовленную заранее.

— Отлично! О, чудесно!

Мое удивление сменилось разочарованием. Не желая комментировать то, что услышал, я протянул ему руку и, простившись, ушел. Мамур вышел вслед за мной, чтобы проводить меня до ворот. Проходя по двору управления маркеза, я вдруг увидел группу гафиров, собиравшихся сесть в грузовики. Среди них был и шейх Усфур в своих лохмотьях, с зеленой палкой. Обратившись к мамуру, я спросил его, что это значит. Указывая рукой на собравшихся мужчин, он ответил:

— Эти люди будут охранять порядок во время подачи голосов.

— А какое отношение к выборам имеет шейх Усфур?

— Его песни влияют на умы крестьян!

— Значит, он занимается пропагандой!

Мамур улыбкой подтвердил мое замечание. Я улыбнулся ему в ответ и добавил:

— Даже шейха Усфура втянули в политику!

Мамур многозначительно взглянул на меня и тяжело вздохнул.