Давид Малкин - Король Шломо

– Моав – малая страна, король Давид её завоевал. Наше государство большое, – обведя взглядом друзей, он поправился: – Пока ещё большое. Представим, что король Шломо отошёл к праотцам, и после тридцати дней траура первосвященник помазал меня, его единственного сына. Северные племена собрались в Шхеме, позвали меня, и их старейшины говорят: «Мы тебя признаем, если дашь нам такие же права, как у твоего племени Иуды». А это значит, как у тебя, Атай, как у тебя, Эцбон, как у всех, кто здесь сидит, – Рехавам показал на собравшихся. – И старейшины, конечно, добавят: «Иначе мы объявим Яровама бен-Навата королём всех иврим». Что я им отвечу?

Друзья опять заговорили все разом, и Рехавам снова поднял руку.

– Вы поняли, что северные племена пришлют старейшин, и те мне скажут: «Отец твой возложил на нас тяжкое бремя, но ты облегчи его, и мы будем служить тебе». Я попрошу у них время подумать, вернусь в Ерушалаим за советом, что ответить северным племенам. Если спрошу пророка Натана или советников моего отца Ахишара и Завуда, вы же знаете, они скажут: «Ответь этим людям добрым словом, и они будут верно служить тебе».

– Точно! – подтвердили друзья. – Так они и скажут.

– А если я спрошу вас? Что вы мне посоветуете?

– Скажи им: «Отец мой возложил на вас тяжкое бремя, а я сделаю его ещё тяжелее. Сборщики податей моего отца наказывали вас плётками, а мои будут наказывать бичами!» – выкрикнул Атай.

Молид и Эцбон одобрительно закивали.

Рехавам вдруг приложил палец к губам, прислушался и на цыпочках вышел из дома. Через несколько минут он вернулся.

– Показалось. Теперь послушайте. Вчера лекари сказали мне, что король Шломо умрёт со дня на день. Поэтому, говорю, не стоит ничего предпринимать. Ждать осталось недолго.

Стражник у Долинных ворот заслонил проход.

– Как тебя зовут? Куда идёт твой караван?

Паломники покидали Ерушалаим. у ворот в городской стене сидели на земле иврим из разных племён и слушали, что отвечают стражникам, чтобы знать, к какому каравану присоединиться.

– Меня зовут Яцер бен-Барух. Я иду к себе домой в надел Ашера, – поглаживая белую бороду, ответил старик. – Те двое с копьями, которые идут впереди верблюдов, – мои сыновья. Все подати Ерушалаиму и Храму мы уплатили.

– Идите с миром! – пожелал стражник, отходя в сторону.

Наконец-то подул ветер, но прохлада не наступила. До конца Восьмого месяца дождя ещё не было, зато первый же день Девятого месяца начался всё сметающим ветром и проливным дождём. Поток воды проделал яму у выхода из Храмового сада, смыв землю и оголив корни кустов.

А на следующий день вернулись зной и оцепенение природы.

По дороге, огибавшей Ерушалаим с северо-запада, караван с паломниками направился к наделу Ашера.

После полудня, напоив уставших верблюдов, караванщики разлеглись на отдых в тени прозрачной теребинтовой рощи. У Яцера бен-Баруха с самого утра было нехорошо на душе. Отказавшись от еды, он отошёл от стоянки, поднялся на высокий холм и долго вглядывался в сторону Ерушалаима, стараясь разглядеть Храмовую гору. И он увидел её. Увидел Храм на вершине горы и, не поверив глазам, начал их протирать. Стоя в лучах заходящего солнца, Храм не был освещён, у него не было никакого цвета или он принял цвет облаков, паривших сейчас над стоянкой ашерского каравана.

«Храм умер», – подумал Яцер бен-Барух и испугался этих слов.

Топот мула прервал мысли Яцера бен-Баруха. Он повернулся в сторону тропы, пролегавшей неподалёку, и увидел, как по ней проскакал на север воин с луком и копьём за спиной. Он очень торопился и даже не обратил внимания на ашерский караван.

Когда воин скрылся из виду, Яцер бен-Барух отпил воды из фляги, висевшей на поясе, и пробормотал себе вслух:

– Ты просто состарился, Яцер бен-Барух. Как может умереть Храм!

Но он уже знал: что-то нехорошее случилось в Ерушалаиме.

Король пожелал, чтобы в тени под стеной Храма поставили для него скамью. После окончания жертвоприношений он сидел там, прикрыв глаза, и охрана не подпускала к нему никого.

Точно так же, как незадолго до смерти Господь вдруг возвратил силы Давиду, Он вернул их и королю Шломо. На праздник Рош-ха-Шана он обратился к народу во дворе Храма, поздравил его, а потом сильным молодым голосом прочитал свиток, названный им «Коэлет».

– Я, Коэлет, был королём над Израилем в Ерушалаиме.

И предал я сердце тому,

чтобы мудростью изучить и изведать всё,

что делается под небесами…

Паломники решили, что ерушалаимские слухи обманывают, что король Шломо по-прежнему крепок, и мысли у него ясные.

Но после праздника он вернулся на свою скамью у Храма и теперь проводил на ней большую часть дня. Те, с кем король хотел бы побеседовать, уже ожидали его в ином мире. Умерли пророк Натан и все учителя Шломо, убит был нищий солдат Шимон, возвращаясь в память только затем, чтобы король мучался, оттого что не успел подарить ему новую рубаху. Шломо казалось, что он перебирает воспоминания и нанизывает их на одну длинную нить, которую заберёт с собой, потому что без него эти воспоминания никому не будут нужны.

Он не дремал, как думали окружающие. Никогда раньше он не вглядывался в жизнь так сосредоточенно. И никогда так часто не разговаривал с Храмом.

– Каждая крупица бытия создаётся ежесекундно силой, которую в неё вкладывает Господь, – утверждал Храм. – Если силу, непрерывно оживляющюю тебя, улитку или птицу удалить, то вы просто перестанете существовать.

– Тогда величайшее из чудес – не то, что раскрылись воды Чермного моря, и не то, что солнца остановилось в середине неба, а то, что всё, что я вижу, существует потому, что в каждый момент Бог всё создаёт заново? Из ничего… Если так, то что же такое мир вокруг нас? – спросил Шломо.

– Мир и есть Бог, – сказал Храм. – Кроме Него ничего нет.

Рано утром слуги привели короля Шломо во двор Храма, зачерпнули воды из медного кувшина и омыли ему руки и ноги.

Король Шломо стоял среди ерушалаимских стариков и молился вместе с ними, стараясь сосредоточиться на каждом слове. После жертвоприношения слуги отвели короля к его скамье. Он показал знаками, чтобы его оставили одного и что ничего, кроме меха с водой, ему не нужно.

Было удивительно, что запахи земли возле стены Храма круглый год остаются такими, словно только что над городом прошёл дождь.

Птица раскачивалась на ветке и повторяла одну и ту же короткую песню.

Шломо сказал птице:

– Дыхание одно у всех, и нет преимущества у человека над скотом. Всё произошло из праха, и всё возвратится в прах. Смертные не знают, возносится ли ввысь дух сынов человеческих, а дух животных– нисходит ли вниз, в землю.