Карл-Иоганн Вальгрен - КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН

— Мы нанимаем охрану с почасовой оплатой, — объяснил Полянски, приглашая гостей в зал, — не доверяем, знаете ли, обычным охранным бюро. А американские мальчики рады каждой марке. Вильсон дежурит эту неделю. У нас за последнее время собралось много бесценных работ…

Они вошли в помещение, напоминающее склад. К разгораживающей комнату ширме были прислонены несколько предназначенных для аукциона картин, оставленных анонимным, но очень и очень состоятельным владельцем. Петри Ульссон сразу отметил, что обратные стороны картин были усеяны различными сертификатами и наклейками. Это его успокоило, но он попросил поскорее показать сами картины.

— Когда у вас аукцион? — спросил он, оглядываясь.

— Точная дата — уверен, что господин Броннен вас уже информировал, — ещё не определена. Картины всё ещё приносят. «Адлерсфельд» в Берлине всего год. Наше основное предприятие, как вам наверняка известно, в Мюнхене. Здесь у нас пока ещё нечто вроде испытательного срока.

— Но вы ведь ничего не будете иметь против, если я кому-то поручу участвовать в аукционе от моего имени?

— Естественно, если вы сами не имеете возможности присутствовать.

— Я уже рассказал господину Полянски о ваших пожеланиях, — вставил продавец картин Броннен, — и вы может участвовать в аукционе анонимно.

Петри Ульссон довольно разглядывал поставленную перед ним картину. Он отмахнулся:

— За каким чёртом мне толкаться на этом аукционе, где я никого не знаю? Да ещё в чужом городе. Оставлю представителя. Я знаю сумму, которую готов заплатить, и могу назвать её прямо сейчас. Главное, я посмотрел картины.

Он не мог оторваться от полотна под названием «Охотник с собакой». Согласно проспекту, работа была написана Эренштралем в 1672 году. На фоне ателье художника, хорошо знакомого Ульссону из книг и альбомов, стоит охотник с собакой, закалённый лесной жизнью, загорелый и мускулистый… странный, словно испытующий взгляд, направленный прямо в душу зрителя. Богатая, типичная для барокко палитра, глубокие тени, чистые краски. Масса аллегорических деталей… директор понимал далеко не всё, но сообразил, сколько часов провёл художник за работой. Наверняка в своё время картину заказал очень состоятельный и очень искушённый человек.

— Картину недавно реставрировали, — сказал Полянски, соорудив мину знатока — на взгляд Броннена, довольно-таки пародийную. — Полотно было слегка повреждено, а на обратной стороне нашли следы пенициллина… Взгляните, на раме до сих пор видны ходы термитов и след старинного рубанка…

— Реставратор отлично поработал! Я давно мечтал иметь такую штуковину, — сказал заметно тронутый директор Ульссон. — Но на скандинавском рынке предложение почти исчезло…

— И на континентальном то же самое! Мы посоветовали владельцу обратиться в «Буковскис» в Стокгольме или в «Брун Расмуссен» в Копенгагене, возможно, там бы он получил больше, но в данном случае мы имеем дело с эксцентриком или, хотя это слово в нынешние времена вовсе нас, немцев, не украшает, с патриотом. Эренштраль же в равной степени немец и швед. Я думаю, владелец картины будет рад, что картина ушла к вам, если, конечно, вы выиграете аукцион.

За ширмой, наверное, реставрационная мастерская, решил директор. На столе лежат инструменты… всё, как на любом аукционе, что в Стокгольме, что в Хельсинки.

— И какая исходная цена? — спросил он.

— Сто тысяч марок.

— Серьёзная сумма.

— Не для работы такого качества и значения.

Господин Полянски, олицетворённое спокойствие, протянул директору газету с фотографией похожей картины.

— Вариант той же картины, только поменьше, в прошлом году продан коллекционеру в Гамбурге, — сказал он. — Тут кое-что написано, если господин Ульссон пожелает прочесть. Известный искусствовед пишет о работе, причём, знаете ли, очень и очень лирично… Впрочем, если вам начальная цена кажется слишком высокой, мы можем предложить другие объекты… Взгляните вот на это панно… Могу раскрыть секрет — неподписанная работа итальянского барокко. Начальная цена ниже. Опять же, это желание нашего эксцентричного коллекционера, оценивать картины, не входит в круг наших обязанностей. Если бы не профессиональная этика, знаете ли, я сам бы поучаствовал в аукционе… Это панно может оказаться очень ценным… всё зависит от экспертизы — возможно или невозможно установить имя автора.

Панно, о котором говорил Полянски, стояло у противоположной стены. На нём был изображён чернокожий всадник на белом коне. Резкие контрасты, фон — исключительно различные оттенки серого. Забавно — всадник на картине чем-то напоминал американского охранника в прихожей.

— И кто же автор?

— Возможно, Караваджо.

У директора Ульссона, человека, привыкшего держать свои чувства в узде, отвалилась челюсть. К счастью, ни он, ни его секретарша не заметили свирепого взгляда, которым Роберт Броннен наградил Виланда Рота. Ты заигрался, говорил этот взгляд, ты перешёл границы правдоподобия.

Петри Ульссон с его наблюдательностью, может быть, и перехватил бы этот взгляд, но именно в этот момент он посмотрел на часы.

— Я полностью удовлетворён, — сказал он. — Я заинтересован картиной и оставляю заочный бид [172]. А теперь, может быть, господин Броннен покажет нам дорогу в наш отель? Фрекен Нюберг и я уже проголодались…

В тот же вечер вся история была в подробностях пересказана Виктору. Тот умирал от хохота, пока Георг описывал ему, как замер от восторга перед его фальшивкой Петри Ульссон, как удивительно правдоподобен был Джесси Вильсон в роли охранника, как виртуозно играл Виланд Рот. В результате директор взял наживку, можно сказать, взаглот. Дело даже не в символической мести всем, кто меня ненавидит, подумал Виктор. Если бы это была только месть, в его жизни были и другие, кто заслужил эту месть ещё в большей степени. Каким-то странным образом смысл этой истории составляла также и любовь. Вернее сказать, преданная любовь. Преданная Фабианом Ульссоном любовь… и, вынужден был признаться он, преданная им самим любовь к искусству.

В назначенный день Петри Ульссон позвонил по телефону, зарегистрированному за аукционом «Адлерсфельд». Ателье доживало последние дни, контракт, заключённый на вымышленные имена, закончился. По причинам, никак от Петри Ульссона не зависящим, отныне Виктору предстояло работать только в Стокгольме.

Трубку взял артист варьете Виланд Рот и сообщил, преодолевая потрескивание и шум международной связи, что аукцион закончился.

— Поздравляю, Эренштраль ваш, — сказал он. — Вы оставили исключительно верный бид, разница с исходной ценой не более пяти тысяч…

Итак, Петри Ульссон, к своему облегчению, приобрёл картину Эренштраля «Охотник с собакой», но ранее неизвестное панно, принадлежащее, возможно, кисти Караваджо, ему не досталось. Такое развитие событий, по мнению Виктора, должно было укрепить уверенность Ульссона, что он участвовал в самом настоящем аукционе. Ульссон, разумеется, высказал своё недовольство, но что мы могли сделать, разъяснил ему господин Полянски, анонимный покупатель набавлял каждый раз по десять тысяч, и, похоже, ресурсы его были неисчерпаемы.