Юрий Вахтин - Иуда Искариот

Владимир Матвеевич увидел в зале сестру Нину, она сидела рядом с молодой парой, по всей видимости, супругами. Владимир заметил, что парень заботливо ухаживает за девушкой даже в мелочах. Вынул из кармана платочек, вытер у нее что-то на лице, может косметику, попавшую на щеку с ресниц. Посмотрел девушке в глаза, оба улыбнулись.

«Счастливые, они любят друг друга, – думал Новиков, – молодые, влюбленные, и вся жизнь у них еще впереди. Кто они, сидят рядом с Ниной?» Немного в стороне, в зале в основном знакомые и родственники Шурупова. Жена с братьями и еще две пары, женщины, все в золоте, с модными прическами,- наверное, коллеги Шурупова, кооператоры.

- Вызывается для дачи показаний свидетель Зайцева Ирина Аркадьевна! – звучит голос судьи Андреевой.

Владимир Матвеевич, как из забытья, возвращается в зал судебных заседаний.

- Вы предупреждаетесь об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и за отказ от дачи показаний…

«Когда все это кончится?» – мелькнула мысль в голове Новикова.

Объявили перерыв. В перерыве Владимир Матвеевич обмолвился несколькими словами с сестрой.

- Сейчас Петруша придет, он здесь, – сообщила Нина.

Новиков видел племянника еще совсем маленьким, ему и трех лет не было на похоронах матери в Николаевке. Владимир тогда служил в Витебске, приезжал с молодой женой, они только поженились, они были молодые и красивые, как эта незнакомая пара, сидящая рядом с Ниной. Им тоже тогда казалось, что целая жизнь и счастье у них впереди. Потом ученье, дежурства, тревоги. Он не винил жену Оксану в предательстве. Наверное, это не всем дано: любить и ждать. Это красивый миф, что в разлуке любовь крепнет, а для чего, если проходит жизнь. У них не было детей. Оксана не раз говорила ему сходить к врачу. Но постоянная нехватка времени, нежелание давать повод для разговоров среди сослуживцев. А в отпуск они всегда уезжали в Крым или Прибалтику. Отпуск проходил как один день, и снова казалось, они самая счастливая семья в мире. Владимир думал, просто был уверен - все решится само собой; казалось, вся жизнь впереди. Оксана на шесть лет была моложе и, наверное, из-за романтики вышла замуж за офицера десантника - армейские будни оказались юношеской красивой сказкой о верности и долге. Он сам предложил ей развод в госпитале в Ташкенте.

Фикса сказал ему однажды: «Если бы любила по-настоящему, не согласилась». А что значит любить по-настоящему? Ежедневно по нескольку раз говорить об этом? Он сам любил свою жену по-настоящему? Он жил ее заботами, ее духовным внутренним миром? Нет. Для любой женщины дети - главное в жизни, а он за двенадцать лет супружеской жизни ни разу не сходил даже к врачу провериться, сдать анализы. Оксана была согласна даже усыновить ребенка, если они не смогут завести своего. Но казалось, все еще у них будет, он молодой сильный мужик, какие врачи и унизительные анализы? Его жизнь - армия. Здесь он был на своем месте, «в своей тарелке», как говорил их старшина хохол, когда Новиков служил еще срочную. Потом училище и гарнизоны. Сначала взвод, рота, батальон и, наконец, Афганистан, куда он сам попросился. Слушал он жену, когда она умоляла его не писать заявление? «Если пошлют, другое дело» - говорила она. Нет, он сделал по-своему. «Если не я, то кто?» Так подсказывало ему его сердце. Тогда за что ему обвинять в предательстве жену? Он думал о ней, когда добровольно шел на войну? И даже звание раньше времени не получил, ушел капитаном по сроку, через год получил майора и майором остался навсегда.

После перерыва судебное заседание продолжалось. Новые свидетели. Одни и те же вопросы.

«Когда все это кончится? – снова подумал Новиков. - В зале, рядом с Ниной сидит молодой парень. Это Петр – племянник!»

Человек не замечает хода времени, и в двадцать, и в сорок, кажется, жизнь только началась, и все впереди. Но глядя на племянника, Владимир Матвеевич понял, что дети - основной показатель времени. Он видел Петра, ему и трех не было, и половину букв не выговаривал. Сейчас это уже настоящий мужик, и порода их, Новиковых. Смотрит исподлобья, соломенный чуб, все от них.

- Слушанье дела продолжается послезавтра, - объявила судья Андреева.

Еще нет каких-то свидетелей. Хотя зачем? Он все признал, все рассказал и подписал. Но закон требует объективного суда. Может, еще что-то решается, и ждут какого-то судебного психиатра, его заключения?

Несколько дежурных фраз сестре Нине. Сержант конвоир даже не разрешил за руку попрощаться с племянником, грубо оттолкнул Петра. Это задело и обидело майора. Но для конвоя он только преступник, и статья 102 в его деле говорила все о нем. Его духовный мир, его прошлая жизнь и заслуги совсем не интересуют молодого рыжего сержанта, еще, наверное, в прошлом году служившего срочную в Армии.

Владимир Матвеевич, не успокаиваясь, весь вечер доказывал Фиксе, что сержант поступил просто не по-человечески. Фикса, как всегда, хотел перевести разговор в шутку, но Новиков даже обиделся на него.

- Нет, Володя, не понимаешь ты, я еще не осужден. Я товарищ, как говорит наша Конституция, и подержать руку племянника, которого не видел тринадцать лет, и неизвестно, когда еще увижу - неужели это такое невозможное требование. Пусть и одели бы на меня наручники.

- Владимир Матвеевич, но у них есть инструкция. Нельзя подсудимым иметь контакт ни с кем: ни с братом, ни с отцом. Они тоже военные люди, и инструкции для них написаны жизнью и кровью. Были случаи, когда при пожатии руки передавали отмычки, оружие, – Фикса начал терпеливо объяснять расходившемуся не на шутку майору.

- Сволочи они, а не военные люди, – Новиков лег, отвернулся к стене и замолчал. Ночью ему стало плохо. Он упал со шконки на пол и разбудил Фиксу. Майор хрипел, он не мог произнести ни одного слова членораздельно. Фикса подскочил к Новикову, поднял почерневшего майора, положил на шконку. Подбежал к двери, застучал обеими руками. Его долго никто не слышал. Минут через семь пришла заспанная женщина-контролер, открыла кормушку в железной двери.

- Что орешь? – спросила она сонным голосом.

- Человеку плохо. Больница называется, на помощь не позовешь, нельзя поставить кнопку вызова? – бормотал Фикса, сам себя успокаивая. Хотя хорошо знал, что даже в новых обычных больницах, если и были кнопки вызова, но они очень редко работали, их просто ломали, а здесь, в тюрьме, где метр проволоки ценился для изготовления кипятильников, эти кнопки не простоят и суток.

«Умом Россию не понять» - прав был поэт. Наверное, в этой строчке вложен весь смысл русского человека, который сначала делает, а потом думает, зачем сделал.

Пришел врач с медсестрой, пощупали пульс, смерили давление, посмотрели зрачки. Врач сказал что-то тихо медсестре и ушел, потом пришли двое осужденных из хозобслуги, которые отбывали наказание и работали здесь, при СИЗО, с ними женщина контролер по их коридору. Новикова положили на носилки и унесли.