Юрий Вахтин - Иуда Искариот

- Аккуратней, земляк, не дрова грузишь, – прикрикнул на одного из осужденных Фикса, увидев, что он небрежно взял под плечи Новикова, когда клал на носилки. И уже мягче добавил: - Гвардии майора понесешь. Кавалера трех боевых орденов.

Новикова унесли, и Фикса снова долго стоял посреди камеры-палаты и смотрел на закрытую дверь. Он еще не знал, что не увидит больше майора Новикова никогда. В этот же день, после обеда, в камеру-палату привели нового подследственного.

- Эй, вы что, а где майор? Где Владимир Матвеевич? – Фикса подбежал к контролеру, собиравшему в мешок вещи Новикова.

- На небе. Где же еще. Он всю жизнь мечтал о небе, там он теперь и будет всегда, – ответил хмурый контролер, – помоги лучше все собрать.

Фикса не ответил. Он подошел к зарешеченному окну, по его щекам текли слезы.

Нина Никаноровна с Петей после суда еще долго ходили по городу. Ходили по магазинам, зашли на рынок, и если в магазинах продуктов и товаров становилось все меньше, на рынке их было все больше. Но на рынке дороже в два, три и даже в четыре раза. Имей деньги и можешь купить все: югославские и чешские туфли, американские джинсы всяких форм, бразильский растворимый кофе, которого, наверно, никогда не было в свободной продаже даже в областном центре, не говоря о районах области. Страна перестраивалась, хотя вместо обещанной перестройки с человеческим лицом, страна поворачивалась к простым рабочим людям другой частью тела. Стали исчезать сигареты, на рынке цыгане торговали свободно, при этом накручивая цену в разы. Конечно, было сомнительно, что привозили они сигареты из городов и даже стран производителей, а не доставали на местных базах. Нина Никаноровна сама подошла к цыганке и, спросив цену, даже не удержалась от высказывания возмущения, однако купила две пачки «Опал».

- Ты что, мам, курить начала? Или дяде Володе? – с невинным видом спросил Петр.

- Нет, Петенька, я вчера передала ему десять пачек, и еще супруги Бойко обещали, у них на заводе выдают по старой цене, а Сергей не курит. А купила я сигареты тебе, а то я думаю, окурки по урнам начнешь собирать. На, бери, – мать протянула сыну пачки.

- Что ты придумала, мать? Какие окурки? – для видимости повозмущался Петр, но сигареты взял, положил в карман. – Все, наверное, купили, хватит деньги тратить, – предложил он матери и заулыбался, посмотрев ей в глаза.

- Пошли, - согласилась Нина Никаноровна.

Вот и второй сын вырос, шестнадцать уже, через два года - армия, совсем мужик, даже бриться начал.

- Я не одобряю твое увлечение, сынок, – спокойно проговорила она, – но лучше открыто кури, а то карманы прожжешь или дома что-нибудь спалишь.

- Я просто балуюсь мам, не волнуйся, пожалуйста. Это перед ребятами, чтоб взрослее казаться. Я брошу, я обязательно брошу, – пообещал Петр и, засмущавшись, опустил глаза, взглянул исподлобья.

- Все замашки прадеда перенял: и походка, и взгляд, еще бы таким же хозяином был, как он.

- Мам, а мы когда в Николаевку ездили, Васька Назаров меня дразнил, что прадед наш полицаем был у немцев. Он врал, мать? – Петр посмотрел в глаза матери уже не исподлобья, открыто.

- Нет, сынок, – Нина Никаноровна вздохнула, – врет твой Васька. Дед был старостой по приказу нашего подполья и передал много информации. Наш район был оккупирован, но подполье и боролось по-своему, конечно, не как партизаны в Белоруссии, да у нас и лесов-то нет. Нашу Потаповскую рощу за два часа можно обойти. Я еще маленькая была, смутно помню и деда, и немцев, и переводчика Васю, он при немцах переводчиком служил, тоже по заданию подполья. Это Черемисин свои следы заметал. Он секретарем в сельсовете был до прихода немцев, в армию не взяли по здоровью. Немцы пришли, он прятался сначала, потом наш дед ему аусваис, документ по-нашему, сделал. Они друзьями до войны были. Вот и стал секретарь Ваня помощником у деда, ходил по селу, яйца у баб последние для немцев отбирал и представь - никто не выдал его, хотя сильно Ваня выслуживался при новых хозяевах. Наверное, если червяк в душе, при любой власти подлец подлецом будет, а человек человеком останется. Неважно, какая власть - красная или белая, если душа у человека черная, – Нина Никанорова тяжело вздохнула, – вот мы и пришли. В хорошем районе квартира у брата Володи, и спокойно, зелено вокруг, и до центра недалеко, пешком 15 минут не спеша, а можно доехать, транспорта полно. Новый район, и называется красиво – Березовая роща.

- Мам, а дальше что было с дедом и Черемисиным этим?

Иcтория о героическом деде подпольщике после того, как он уже смирился считать его полицаем, видимо взволновали Петра, а у матери спросить он стеснялся.

- Да что было, сынок, – Нина Никанорова присела на скамейку у подъезда, посмотрела куда-то вдаль, словно надеясь увидеть что-то, – когда наши разведчики в Николаевку пришли, немцы уже драпанули, и надо так случиться, пришли в дом к Черемисину, он на конце улицы жил возле оврага. «Что, мол, отец, какие у вас в деревне были при немцах порядки?» А Черемисин им: «Староста, кровосос, всех при немцах замордовал», - и указывал на наш дом. Война шла, сынок, суды короткие очень были, а часто не было их вообще. Даже последнего слова деду сказать не дали, не попрощался по-человечески с нами. Ночью пришли: «Пошли, отец, дорогу на Васильевку покажешь». Дед умный был, все сразу понял, но не стал нас пугать, прощаться. Вывели его, за огородом и застрелили. Не расстреляли, потому что расстрел суд может назначить или трибунал, а просто убили. Мы с Алешкой маленькие были. Страшно. Наша мама слышала выстрелы. Конечно, она все поняла, развязала Пирата, собака у нас огромная была, умная, очень деда преданно любила, всегда с ним. Пират убежал, а через минуту завыл. Я и сейчас, когда услышу в деревне, где собака воет, жутко становится, вспоминаю эту летнюю ночь сорок третьего года. Пошли в квартиру, сынок. Мы с утра ничего не ели, одни пирожки, как ты их зовешь с «котятами».

Петя улыбнулся и обнял мать за плечи.

- Пошли, мам. Хорошая ты у меня. Я волнуюсь. Я в армию уйду, тяжело тебе одной будет, может, замуж бы ты вышла, – серьезно, совсем по-взрослому, спросил Петр, и Нина Никаноровна не выдержала, вспрыснула от смеха.

- Ну, ты забота моя! Хорошо, я тебя послушаю, вот жениха подыщу только. Ой, Петрушка, развеселил ты мать. Да я уже бабушка, шестой десяток пошел сынок. Какая я невеста? - Нина Никаноровна снова засмеялась.

- Нет, мам, ты не старая, – серьезно ответил Петр и снова взглянул на мать из-под бровей. – Ты еще молодая и красивая.

Мать обняла сына, ласково потрепала пшеничные непослушные вихры. Да, совсем взрослый сын у нее. Она и не заметила в работе, как выросли ее дети. Ванятка в армии, всегда пишет, все заботится – «не работай много, больше отдыхай», и вот младший заботиться взялся. Наверное, это и есть женское счастье – почувствовать заботу своих детей.