Владимир Шатов - Ковчег

Сказанное окончательно вывело меня из себя. Я схватил двумя руками Ивана Петровича за лацканы потёртого пиджака и притянул вплотную. Я немного сошёл с ума, впрочем, в той ситуации это не являлось большим грехом и крикну:

- Никогда! Вы слышите никогда!

- Успокойтесь!

- Я не допущу гибели Общины. Мы слишком много пережили. Во имя памяти Егора и Кати я не сложу рук. Мы найдём выход, Вы слышите, старый пессимист?

- Отпустите меня, пожалуйста. - Даже в таком положении Григорьев не терял врождённой интеллигентности. - Обязательно найдём…

Охрипший голос выдавал его волнение, и я разжал сведённые судорогой руки. Потом я долго просил прощения и получил его. Самое интересное, что в момент стычке Григорьеву пришла в голову интересная мысль по поводу возможного спасения.

Мы обсудили её на совете Общины и уже на следующий день все двенадцать оставшихся в живых мужчин работали над её воплощением.

- Интересная идея!

Дело в том, что по прикидкам Григорьева на поверхности снега навалило метров под десять.

Его первые слоя являлись, безусловно, радиоактивными. Они собирали, впитывали в себя радиоактивные частицы, распылённые в воздухе. Только начиная метров с пяти, должен был отложиться чистый снег. Из которого можно выплавить воду, вполне пригодную в пищу. Его то нам и предстояло добыть. Задача стояла не из лёгких…

Нам было нужно пробить перекрытие Убежища, и понемногу забирая вверх, создать наклонный штрек, для выхода на требуемый горизонт.

- Главное держать направление. - Руководил работами бывший горняк Костя Кравченко.

За знание профессии он получил прозвище Шахтёр. Работать приходилось в бешеном темпе, запас воды, благоразумно созданный Григорьевым, заканчивался.

Ольга Исаева, работавшая раньше на линии разлива, предварительно набрала водой все имеющиеся в наличии бутыли и обеспечила скромные потребности Общины.

За три недели мы пробились на нужную высоту. Неприятным сюрпризом оказался снег, спрессованный и спаянный в многометровый слой льда. Нам приходилось выпиливать его большими блоками и таскать в Убежище, где он постепенно таял и стоки сбрасывались в заражённую скважину. Она стала использоваться как канализация. Прежняя система оказалась разрушенной, и после заполнения труб, её пришлось заглушить.

- Ну как, – с плохо скрываемой надеждой в голосе я спросил Григорьева. - Можно пить?.

- Можно, – крикнул, всегда невозмутимый Иван Петрович. - Радиации нет?

Он периодически проверял добытую воду на заражённость, и когда в запасе Общины оставалось буквально по глотку чистой воды, вынес спасительный вердикт:

- Вода пригодна в пищу.

- Слава богу! – вырвалось у меня. - Иван Петрович, дорогой, Вы спасли нас!

- Я здесь причём? – нарочито серьёзно возразил он. - Все работали до изнеможения.

- Нет, не спорьте, – я тряс его сбитую до крови руку, так, что со стороны могло показаться о подсознательном желании оторвать её с корнем. - Вы подсказали, как нам добыть воду. Спасибо!

- Хватит Вам, право слово, – смущался виновник торжества. - Главное у нас есть вода!

- Будем жить!

Вопрос с водой мы решили окончательно, но как оказалось, другие проблемы ждали своего часа…

Тонкий и белый луч света, болезненным скальпелем полоснул по совершенно нетренированным глазам. Человек вскрикнул, отшатнулся и выпустил из вытянутых рук громоздкую электропилу. По инерции её блестящая цепь пару секунд вгрызалась в стену изо льда, а потом обиженно затихла.

- Совсем отвык от света, – вслух подумал человек. - Надо работать осторожней…

Он терпеливо переждал неведомую боль, прислонившись высоким плечом к гладкой стене. Пригнув крупную голову, он с некоторой долей испуга посмотрел назад. За его спиной, скрученной вредным радикулитом, терялись в полумраке аккуратно вырезанные холодные ступени. Точно такие, только в зеркальном отображении, висели над головой. Пробитый в сплошном ледяном монолите, двадцатиметровый туннель, шириной и высотой метра в полтора, давил тревожным ощущением бездны.

- Не хватало ещё навернуться вниз, – старик моментально покрылся охлаждающим бисером испарины. - Вот был бы номер!

Он осторожно натянул на белое, под стать, окружающей обстановке, лицо скользкий противогаз. Затем, превратив глаза в узенькие щелочки, взглянул на сияющую трещину перед собой. Специально затемнённые стёкла резиновой маски тормозили излишний ультрафиолет и ожидаемого удара по нервным окончаниям не последовало.

- Вот и ладно. – Обрадовался пожилой мужчина и взял в руки электоропилу. - Сейчас допилю последний блок и порядок.

Он запустил изголодавшуюся машину и почти не обращая внимание на расширяющийся световой поток, вырезал по периметру ровный прямоугольник. Примерно метр на полтора…

Звук нервной пилы отбивался от резонирующих стен, многократно усиливался и стекал в глубину таинственной лестницы. Человек в последний раз с нажимом вогнал рычащую пилу на всю глубину метрового лезвия и нажал кнопку отключения питания.

- Как будто бы всё. – Рассудил он и тяжко вздохнул. - Пора выходить наружу...

Однако сказать оказалось легче, чем сделать. Вытащив из кратковременного плена горячий инструмент, он несколько минут переминался с ноги на ногу, не решаясь сделать последний шаг. Так часто бывает, когда стремишься к нему либо, летишь, мечтаешь, а когда, наконец, догоняешь мечту останавливаешься, как вкопанный. Страх и неуверенность душат тебя. А надо ли тебе это вообще? Не проще ли просто жить, спускаясь по реке судьбы на лодке привычки?

- Старый пень! – отругал сам себя самокритичный человек. - Тридцать лет ждал этого дня, а теперь раскис как мальчишка…

Торопливым движением, чтобы не хватило времени передумать, он ударил в светящийся изнутри прямоугольник. Тот даже не шелохнулся. Тогда человек разозлился и начал дубасить глупую, непонятливую глыбу. Он со всей силы пытался вытолкать её наружу, но вдруг в глубине снежного монолита что–то хрустнуло и замороженный противник начал валиться на человека. Тот едва успел отпрянуть в сторону, вжавшись в недружелюбные стены, как мимо него, сорвавшись в бешеные прыжки по хрупким ступеням, грохнулся приличный кусок льда. С боку глыба показалась человеку совершенной треугольной формы…

- Вот те на… - удивился он и заглянул туда. - Хотел вырезать дверь, а получилось окно!

Под собственной тяжестью глыба откололась, и в образовавшуюся прорубь хлынул ослепительный поток бриллиантового света. Человек ждал чего – то подобного и натужно дыша от непривычной работы, переждал фотонную бурю с плотно закрытыми глазами. Минут двадцать потребовалось ему, чтобы усиленные тёмными очками глаза, смогли привыкнуть к открытому миру.