Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

И вот она, осень эта….

…Мы приехали домой вечером…

И в почтовом ящике лежал роскошный конверт… От него томительно, терпко пахло дорогими духами…

О Боже!.. Кто-то все-таки вспомнил меня в неоглядном одиночестве моем.…

Но ведь я и сам ослеп от сладострастия, от долгого блудного возбешения — и забыл друзей в счастии своем…

И что же я жалуюсь на пустыню жизни своей?..

…Мы зажгли камин, затеплили свечи, налили в бокалы вина…

Блаженно!.. Зыбко!.. Тревожно…

Огонь от камина отражается, пляшет в вине, которое само огонь… огонь дружит с огнем… О!..

И мы с Анной — два огня… А два огня, соединяясь, дают пепел… прах…

— Анна! Кто-то все-таки вспомнил обо мне…

Давай я вслух почитаю письмо… У меня уже давно нет никаких тайн от тебя… Я всю свою жизнь рассказал тебе… особенно о женах своих грешных…

И ты с особенным, мазохистским, ревнивым наслажденьем слушала любовные истории померкшие мои…

Была среди них и история о Капе-Сутре…

Я нетерпеливо открыл конверт… Это было письмо от Капы-Сутры!..

О Боже! А я забыл её…

Эту дивную Вселенную женского тела!..

Эти самые круглые, округлые вожделенные глаза, губы, груди, живот, бедра, лядвеи, ягодицы, икры, колени… когда видишь такое совершенство — забываешь о душе…

Это её Господь творил одним Циркулем! И оттого неслыханная круглость её!..

Эти самые круглые и бесконечные Часы Любви, заведенные самим Творцом!..

И эти Часы бились в доме моем!.. И для одного меня!..

А я забыл ее…

Она давно уже ушла из аспирантуры, потому что наука сулила ей только нищету, а я не посещал ночной клуб, ночные врата ее нагого божественного тела…

И вот мне стыдно, что я забыл тебя, Капа-Сутра моя!.. Прости меня!

И вот я вдыхаю сладчайшие, томительные духи твои, и вспоминаю тебя, и читаю вслух письмо твое, Девочка чернявая, сливоокая моя, моя….

Я не знал тогда, что кому Господь даёт великую красоту — тому отпущена и великая жертвенная душа…

Я читаю письмо:

“Дорогой мой учитель!

Вы забыли меня. Полюбили чистую девушку и забыли грешницу… Но я не забыла вас… Я всегда любила и люблю вас… Ведь я одинока, как и вы…

Это бесы сделали нас одинокими… И заставили нас торговать всем, чем можно… Я торговала своим телом…

Недавно ко мне в клуб пришли кавказцы. Они пытали меня. Били… Потом сказали: “Мы хотим сделать из тебя смертницу. Соглашайся. Иначе — мы все равно убьем тебя… У тебя нет выбора… А мы заплатим тебе — пошлем деньги твоим нищим родителям… Уже послали… Ты должна взорвать свой ночной клуб!”

Мой дорогой Алик! Аминадав Соломонович!

Я согласилась…

Только я взорвусь не в своем ночном клубе… А перебегу с бомбой — и перебежала — напротив — в казино “ЭЭ” — “Элита Эльбруса”, где они собираются по ночам…

Они говорят, что русские — пьяницы и трусы… Я докажу, я уже доказала им, что это не так…

Не только в Исламе есть смертники! Они есть и в Православии!.. И их будет все больше и больше!

Поэт Z сказал: “Голгофский Крест, на котором распяли Спасителя, — это Меч, вонзенный в смирную Голгофу! Надо вырвать, вынуть этот Божий Меч из смиренной Голгофы и посечь им бесов Руси!..»

Вот Оно — Огненное! Боевое Православие!.. И я с Ним…

Мой дорогой учитель! Прощайте!.. Я очень счастлива теперь! Очень!..

Вечно Ваша Капа-Сутра.

Р.S. Появляются ли в ночном зеркале лунном наши Пушкин и Натали?

Поклон им.

Письмо я бросила по дороге в “ЭЭ” (“Элита Эльбруса”)”

…Мы потушили свечи…

Оставили только две свечи поминальные… Хотя это было слишком театрально…

Но — увы! — только наша нищая театральность может смягчить ледяную жестокость смерти…

Я вдруг вспомнил, что недавно читал в газетах о чудовищном взрыве в центре Москвы, в казино “ЭЭ”.

Журналисты, как всегда, ернически, издевательски сообщали о том, что дикая, горная смертница перепутала ночной клуб и казино “ЭЭ”, и по ошибке взорвалась не там, куда ее направили…

О Боже!..

…Капа! Девочка моя!..

Я упустил тебя… я виноват пред тобой неизбывно…

Они взорвали божественное тело Твое…

Они взломали Дивные Часы Твоей плоти…

Но Твоя героическая бессмертная Душа витает, ликует над Святой Русью, великая Девочка моя!

Да! да! да!..

Позволь мне разрыдаться на прощанье, Девочка моя… Героиня Руси…

— Анна, теперь я должен поехать…

Черешни созрели… Я через два дня вернусь…

Мы должны поставить памятник Капе… Как безвестному герою России…

— Царь Дарий… возьмите меня с собой… я хочу увидеть то Дерево… и тот Водопад, и ту Реку…

Я тоже хочу набрать черешен… Я хочу поехать в страну ваших воспоминаний…

Пустите меня туда… туда… туда…

О Боже…

…Но я не хотел брать ее в эту страну…

Да и чувство какого-то рока, какой-то сладкой обреченности не позволило мне…

Да и денег на авиабилет для неё не было у меня…

Вот так совершил я последнюю смертельную свою ошибку…

И она поглядела на меня мокрыми, лесными, преданными, родимыми колокольцами-колокольчиками чуткими, разливными своими…

И опустила покорно головку точеную, пшеничнольняную, птичью…

И смирилась… Смертно…

Я не знал, что больше никогда не увижу её на земле…

Но не может быть, чтобы не было другой встречи…

О Боже! Не может быть…

Ангел Серебряные Власы… ты же вечна…

Но я еще раз увидел ее на земле…

…Раннее утро…

Золотое, чистое, как утреннее лицо возлюбленной моей…

— Спи, спи… Не надо вставать… провожать меня…

Анна спит… Или не хочет тревожить меня и лежит с закрытыми глазами…

Но я тороплюсь, тревожусь перед тяжелой дорогой, и она не хочет мешать мне…

Хотя чувствую я, как она хочет проститься со мной…

Но она покорная…. Но она любит, чует, слышит меня, как может только вся влюбленная, вся погруженная в тебя, вся одинокая без тебя женщина самоотреченно любить тебя…

Я встаю. Одеваюсь….

Почему-то прощальный взгляд мой останавливается на анином велосипедике с вилами в мешке… Велосипедик давно стоит укоризненно, пыльно в сенях…

Давно я хотел убрать его на чердак или вообще выкинуть из дому, подарить детям…

А не убрал и не подарил….

Я выхожу из дому во двор к голубым елям моим. Завожу машину…

Слышится глухой, низкочастотный правительственный сигнал машины…

Кто там?..

Я открываю ветхие воротца свои: там стоит роскошный джип “Мерседес”.

Из джипа выходит худенький отрок бледноголовый…

Он говорит мне тихо, значительно: