Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта

А бывало — с сенокосов сеновалов спелых деревенских жен

в корзинах вместе с сеном золотом медвяным проносили

тайно в монастырь в святых младых ночах

И сладили терзали истекали ублажали услаждались до утра

И Христос всю нощь прощал прощал прощал…

В золотом златом сиянии шелесте лепете шепоте осыпи

распаде разброде сентябрьских российских лесов

лесов лесов

Как дитя болезное родимое тайно усыпающее отходящее в

тихой резной голубой холмистой ржаной полевой

льняной колыбели необъятной Руси зыбке люльке

вечерней древностной лепетной тихостной ветхостной

Покоится средь осенней дымчатой матерчатой золотистой

густой озими овиди огляди

Покоится хоронится бережется смиренное покорное

увяданье умыканье усыпанье умиранье русских

наших последних блаженных златых деревень деревень

Русь! куда теперь

Метель братоубийственных всевластных необъятных пуль

мятеж метель сошла на Русь опустошила избы домы

храмы города поля

Потом метель снегов братоубийственные рвы ямы

неглубокие поспешные несметные опричные кишащие

заживо могилы замела отпела одиноко погребла

Гой! Гой! Гойда! Ура! ура! ура…

Одному живому на Руси неистовой бездонно гробовой

одному усатому кромешнику косноязыкому Вождю

убивцу душегубу кату гой! Ура! ура…

Но вот сошли изшли покорливо червивые весенние тало

тало кровомутные незрело погребальные снега снега

снега

Ура! ура…

Иль длится тлится кровавый клич татарской волчьей

низкой конницы в порубленных снегах избах градах

главах: Уран! Уран! уран…

Но! вода весенняя незрячая капризная опухлая уносит

плоть персть изниклую но оставляет кость прозрачную

в полях

И тут задуло понесло вешними вековыми мятными

мяклыми ветрами иерусалимскими смолистыми как

встарь

И разъярилась разорилась понеслась и поднялась и встала

в небеса метель слепучая дремучая жемчужная метель

Метель расстрелянных довременных безвестных

неоплаканных младых костей костей костей

Метель заупокойная взошла

Метель костей восстала тесно жгуче в небеса

О Боже! мне и из дому не выйти — там в метели там

блуждает ищет свищет кость безвинная непогребенная

плакучая там там витает уповает кость моего отца

Господь! куда

Златая дрожь бежит в высокородных дымчатых осенних

переславских златорощах

Сыра земля приемлет падающий бродильный винный

сладкий лист

Потом из дивного перебродившего перегнойного палого

хмельного трупа златожелудя

Младой дубок задумчиво кудряво простодушно заструится

возбежит

В недужном хрупком летучем злате золоте стоят

октябрьские абрамцевские рощи рощи рощи златозыбкие

безвинные

Их только тронь перстом сомлелым тихим — и все они с

повальным обрывным вольным шумом о землю

осыплются

Да жаль

И вот они стоят нетронуто сохранно хрустко кротко

благодарно

Но с дрожью ждут повального листа от недреманного

неосторожного перста

Иль русского всевечного погромного бродяги топора

Иль северного ветра листобоя златобоя златокузнеца

Да жаль златодрожащих чащ

То по русским вьюжным тропам тропам снегом

заметенным

То по азийским по дорогам пылью пылью занесенным

Гей! бредет душа двоякая пустынница странница душа

двубожная смятенная верблюдица безводная двугорбая

двуложная

И где приют ея где брег где храм ея где церковь где мечеть

где где вода оазис где священник где мулла ея

Господь всю жизнь не знал я где и как мне жить

Господь теперь не знаю где и как мне умерать

Но все тропы Руси в снегах

Но все дороги Азьи в песках солончаках

Лишь течет в ледовом псковском снегослюдяном

январском поле поле в небесах алмазный Млечный путь

дорога Богородицы в снегах

Одна вечная тропа дорога неоглядная хрустальная дорога

Рождества Христа

И лещ играет полыхает уповает серебрится в русских

иорданях прорубях

И лещ брюхато спело трется и икрою серебристой свято

разрывается во льдах в родильных лакомых водах водах

водах

И горит переливается бездонными брилльянтами в снегах

и небесах лиется Млечный путь одна

извечная тропа дорога к Богу к Богу к Богу

Да! да! да! да! да…

Но только Богородицу но только путедарную заботницу о

всех человеках

Но только Богородицу Сошественницу вижу чую я во всех

осенних слезных студеных святых дивноструящихся

дымно хрустальных рощах рощах рощах

Но только Богородицу я вижу в святорусских

старорусских рощах невиновных

И листья сыплются слетают златолистья сыплются с берез

осин дубов

И в рощах дальных ясных нагих сквозит северный ветр

чичера и обивает дерева как топором

И в рощах ясных стало пусто дальне дальне далеко

И в рощах опустевших сиро дико и живется дышится легко

и далеко

И в рощах стало бездонно колодезно и далеко далёко

далеко вольно

И душно тесно тошно от нагих мясистых дымчатых

задумчивых стволов

И сумерки бегучие молочные уж зыблются покоятся

курчавые средь рощ

Но только Богородицу я вижу средь сиротских матерчатых

туманных дымных слезных смеркающихся рощ рощ рощ

Она витает от ствола к стволу и от плечей её относит ветер

древлий византийский снежный омофор

О мати мати там за омофором колыбельное дитя дитя дите

Там груди груди там соски клубятся девьим материнским

молозивом млеком первозданным первомолоком

Мати мати только Тя кормилица хранительница я вижу

средь студеных святых старорусских хладных

переславльских рощ

Мати мати там дитя у девьих земляничных лепится да

кормится у малиновых непуганных сосков

А утром первый снег на рощи упадет

Как Богородицы жемчужный кружевной летучий

позабытый омофор

Мати мати иль не хладно кормить средь хладных

древлерусских первоснежных дивных млечных рощ

рощ рощ

Мати мати Роженица вечная иль твое святое пролилось

во рощах русских скоротечно молоко

Далеко далёко далеко

Русь Русь Русь Русь

Обрящет обрящет обрящет обрящет

И оглянется оглянется отзовётся во лугах лугах святых

святых зальётся

И отзовётся в угнетенных окропленных окрыленных

колоколах колоколах исконных

И заполощет заполощет в рощах рощах сарафанами

росными росными

И наполнится наполнится неисчислимым воинством

степных захожих странников апостолов

И рассмеется рассмеется рассмеется у колодезей колодезей